Белые фигуры пали ниц. Черные остались невозмутимо стоять, и державшие меня столбы, к счастью, тоже не пали. Звук повторился, смягченный, впрочем, несколько деловой интонацией:

– Фс-се з-здес-сь… Готова ли Избранная?

Судя по удвоенным свистящим звукам, невидимый обладатель трона то ли слегка заикался, то ли его произношение страдало из-за отсутствия зубов на отсутствующей голове.

Карлица рухнула в сторону трона, звякнув намертво вцепившейся в болонок диадемой.

– Господин! Смилуйся! – Она приподнялась, обличающе ткнула в мою сторону когтистым пальцем. – Она даже не пифия!

– С-сам с-слыш-шал, что не пиф-фия! – огрызнулся Невидимый как-то даже несколько виновато. – И нас-сколько верны с-слухи? Кто-нибудь потрудился проверить?

Последний вопрос Голос уже прорычал. Карлица притворилась контуженной щукой: выкатила белесые глаза и широко разинула рот с неожиданно крепкими для своего возраста клыками.

Герцог Вритар поклонился:

– Мой господин, ваш слуга имеет самые свежие сведения о вашей избраннице. Предлагаю выслушать свидетелей.

Узнать вошедших можно было с трудом. Лица на Дункане не было, а то, что находилось выше плеч, заплыло багровыми синяками, волосы слиплись от крови, стоял он с трудом, слегка покачиваясь от напряжения, а левая рука болталась так неестественно, как будто была сломана. Утренняя повязка на ладони была содрана, и рана опять сочилась кровью. О Дункане, кроме приметной раны, напомнил только пронзительный синеокий свет, вспыхнувший на меня из багровых щелей. Значит, еще зряч, вздохнула я с некоторым облегчением. Разительный контраст с бывшим приятелем по псарне составляла Иби, в роскошном черном одеянии выглядевшая довольно царственно. В ее облике не было и следа вчерашней болезни. Я опять засомневалась в идентификации личностей вновь прибывших, но кто-то вроде дворецкого представил их присутствующим:

– Ее высочество принцесса Ибиссина, герцогиня Вретсия Органре Ибхтор и лен Шратхр и магистр…

И так далее, мне второй раз было неинтересно.

Изувеченного Дункана вытолкнули к трону, но он умудрился не только не упасть, но избежать и намека на поклон. Вритар явно мечтал добить гордеца и нетерпеливо теребил черный жезл, а зал зароптал еще громче.

– Ах-х, иц-щенок вс-се еще с-скалит зубы! – скучающе прошипел Трон. – А Вритар недостаточно с-строг со с-своими псами! Ну-с-с-с, как там тебя… Дункан? Твое молчание будет дорого с-с-стоитьтебе…

Дункан упрямился, молча посверкивая глазами. Потом вдруг задергался в судороге, как жук, пришпиленный булавкой. Внезапно открылись его раны, и на помост закапала кровь. Даже со стороны ощутимо было, как волна чудовищной боли прокатилась по его телу. Но он молчал. Голос продолжил после паузы:

– Чтобы ты не с-скучал в раздумье, твое одиночес-ство кое-кто разделит… С-советую говорить… С-с-слуш-ш-шаю!

На этот раз свист хлестнул меня невидимой розгой. Бесконечной иглой вонзился не только в уши, но медленно прошил позвоночник, выскреб череп. От внезапной мучительной боли заорал бы и камень. И я заорала. Когда боль схлынула, оказалось, что Голос пытал и магистра, судя по тому, как вновь скорчилось в конвульсии его тело. Остальные наблюдали с оживленным удовольствием.

– Не надо! – прохрипел Дункан. – Я и не собирался от тебя ничего скрывать, мой господин…

– С-с-смотри-ка, заговорил, – развеселился Невидимый, – не без-знадежен. А ты жаловался, Вритар!

Палач хмыкнул, пинком поднял Дункана и, ударив сзади палкой по ногам, заставил его встать на колени перед Ничем на троне.