Глава 21
Не перестаю удивляться контрастам темпорального перемещения. Вместо черной пропасти я провалился в молочный туман. Но и он быстро рассеялся. Я вновь в чьем-то теле и вновь поражен «параличом» и «глухотой». Зато отлично вижу перед собой паркетный пол. Обычный деревянный, лаком покрытый. У родителей в квартире такой есть, еще в восьмидесятые постелили, а до сих пор держится, несмотря на все испытания. А испытывали мы его с Пашкой, будучи пятилетними мальчишками, с завидной регулярностью, постоянно роняя на гладкую блестящую поверхность игрушки или еще что-то более тяжелое. Однажды телевизор уронили, чтобы затем дать стрекача и прятаться до вечера в кустах от отцовского ремня и маминых укоров. Ноги до сих пор помнят этот бег…
Минуточку! Ногами могу шевелить!..
Но, увы, не всем остальным. Я привязан к стулу веревками, да так плотно и крепко, что двинуть могу только головой и ногами. Притом ногами не Мишки Власова, а взрослыми, обутыми в черные сапоги и темно-синие галифе. Выше виден новенький френч. Означает ли это, что тело Мишки Власова по не выясненным пока причинам действительно погибло в июне тысяча девятьсот пятнадцатого, а меня забросило непонятно куда и в кого? В кого именно? Пока не знаю, зато могу осмотреться. насколько это возможно. Итак, начнем изучать окружающую обстановку…
Комната с как будто закопченными стенами и сводчатым потолком, где светит одинокая люстра на четыре лампочки. Два плотно зашторенные окна, обитый серым сукном и заваленный всевозможными бумагами стол с зеленой лампой и черным телефоном. Телефон старый стационарный, с барабаном и проводами. Сейчас таким аппаратам место только в музее…
А вот это уже интересно. Справа от меня у стены стоит диван, а на нем без признаков движения лежит какой-то старик. Знакомое лицо. Где я его уже мог видеть?..
Вспомнил. Во сне. И сомнений нет. Та же смятая черная шапочка, надетая на лысину, тот же поношенный костюм-тройка, те же сухие руки с желтоватыми пальцами. Только тумана не хватает, левитации и крика «Вставай!», а так сходство стопроцентное. Вот только очень похоже на то, что у старика сон вечный. Мне же погибать в очередной раз ну совершенно не хочется, а потому в очередной же раз я пытаюсь освободиться от пут… Тщетно! И, между прочим, небезболезненно. Связали меня на совесть и развязывать, кажется, не собираются. Все же где я нахожусь и кому понадобилось сковывать мои движения? Парочка вариантов приходит на ум, когда глаза натыкаются на почему-то сразу не замеченный портрет Сталина, висящий на стене за столом. Значит, угодил я точно не в царскую Россию, а в тридцатые или даже сороковые годы и, судя по сапогам, галифе и френчу, в тело офицера.
Покрутив головой, я погон на плечах не обнаруживаю. Стараюсь найти хоть какие-то знаки различия. Петлицы разглядеть не выходит, зато замечаю на спинке дивана фуражку, какая бывает у сотрудников НКВД. Моя или?..
К чему гадать, когда сейчас и так все разъяснится: на диване зашевелился дедушка. Очень похоже на явление зомби. Неподвижно лежащий старик вдруг дернулся, шумно втянул в себя воздух и тут же хрипло выдохнул, открыл глаза и повернул голову. На меня уставился, затем резво сел, поправив шапочку.
– Очнулись? – раздался его скрипучий голос. – Это хорошо… Прошу простить за временные неудобства (правая рука указала на веревки), но они необходимы, я уже никому не доверяю…
К тому же со временем шутки плохи (левая рука достала из кармана жилета часы на цепочке), и оно не жалует неумех, вздумавших поиграть там, где этого делать категорически нельзя. Вот и вы заигрались, в итоге очутившись здесь…
– Где это здесь и кто вы? – Меня начал злить этот самоуверенный дедок.
– Ах, эти вопросы. Но у меня есть на них ответы. Слушайте…
Любопытно… И даже очень… Старик хоть и трещит без умолку как сорока, но сведения сообщает исключительно интересные. И связаны они напрямую с историей развития и становления проекта «Форточка». Притом с той ее частью, что ни мне, ни Садовскому с прочими «форточниками» совершенно не знакома. Сплошные секретные материалы получаются.
Уже после первой минуты этого информационного блока моя память подобно ленте магнитофона перематывается назад, ровнехонько до другой беседы и слов:
«…Сформирован в июне тридцать шестого и до октября сорок первого располагался в городке Клин. Там же находилась и лаборатория, где трудился старый Штерн. Егор Ильич продолжал улучшать „Сферу“ и намеревался создать из нее уже полноценную машину времени. Прогресс хоть и двигался черепашьими шагами, но все же не стоял на месте, работа кипела, но тут началась война…
Наступил сентябрь, гитлеровцы перли к Москве, отдел спешно готовился к эвакуации в тыл, а в лаборатории в это время внезапно вспыхнул пожар. Причины до сих пор не выяснены, предположительно проблемы с электропроводкой. Пламя распространилось мгновенно. Что-то успели спасти, но в огне погибла не только львиная доля материалов исследования, но и сам Штерн…»
Трагическая, официальная и известная страница биографии, деяний и гибели основателя отдела? Как бы не так. Есть в ней белое пятно. И не одно. А начать следует с дел семейных. До них у Штерна, с головой погруженного в научный поиск, руки так и не дошли. Своей семьей ученый не обзавелся, жил холостяком, детей у него не было. Зато были у младшей сестры Антонины. И внуки. Особенно младшенький Саша. Тем еще кренделем оказался. Талантливый, гениальный, но завистливый и тщеславный. Однако дедушка Егор в нем души не чаял и однажды устроил его к себе в отдел, даже не догадываясь, что из этого «семейного подряда» в конечном итоге выйдет. А вышло вот что. Решил как-то Саша, что он умнее дедушки, и вздумал Саша кадровые перестановки в отделе произвести со сменой руководства. И ведь даже начавшаяся война ему в этой сумасбродной затее не помешала. Сковырнуть профессора нахрапом у Саши не вышло, даже несмотря на реализацию классической фискальской схемы. За работой отдела следил Сталин, с симпатией относившийся к Штерну и не обращающий внимания на разного рода писульки с доносами. Что делать? Только думать. И додумался тогда Саша до радикального и эффективного (как ему самому казалось) решения проблемы «дед Егор». Пожар устроил в лаборатории, предварительно утащив оттуда все ценные материалы. И все бы ничего, не вмешайся в сей злодейский план пресловутый форс-мажор. Задыхаясь от дыма, Штерн попытался вытащить из огня главную часть «Сферы», а та возьми и активируйся. Да так, что не просто сработала как хронофотоаппарат, а как машина времени, отправив деда с внуком (причем во плоти, а не в виде ментальных проекций) в края, именуемые «ограниченная временная петля, замкнутая в личном кабинете профессора Штерна». Ну казалось бы, ничего тут уже не попишешь. Проживай себе раз за разом закольцованные шесть с небольшим часов вечности сорок первого года, горюй о столь неоднозначном бессмертии, думай, как угодил в такое понурое положение. Но нет худа без добра. Вместе с петлей открылась для пленников времени чудо-юдо возможность: после насильственного прерывания жизненных процессов тела беспрепятственно перемещать свою ментальную оболочку туда и обратно по временам и реальностям, коих, как оказалось, существует великое множество. Мстительный негодяй Саша эту возможность использует постоянно и, как правило, по собственному усмотрению. Как и в нашем случае. Это он и в «Маклауда» вселился, и «черную декаду» устроил, и «силезскую западню» организовал, и футуристическими советами Центральным державам помог. И танки с лазерами и летающими тарелками – это только цветочки. Знаете, что фабрику в венгерском городишке уничтожило? Германцы неподалеку бомбу с самолета сбросили. Атомную. Двенадцать килотонн. Как вам такое военное новшество, а? И Орлов ничего не мог изменить в этом раскладе. Убитый в Ивангороде негодяй быстренько переселился в нового носителя и теперь продолжает пакостить. Что остается делать дедушке? Только всеми силами исправлять то, что напортачил внук, чье тело я прямо сейчас занимаю на неопределенный срок. И освобождать гостя Штерн почему-то не торопится. Ведь это он меня только одному ему известным способом сюда затащил и связал. Интересно, где это он так хорошо научился с веревкой обращаться? Ни дать ни взять мастер ходзёдзюцу[134]? Спрашиваю – ноль эмоций. Прошу освободить – итог тот же. Зато профессор продолжает давить информацией:
– …Прекрасно понимаю вас и моих коллег. Вы же хотели как лучше, а вышло как всегда. Тут в дело вступает принцип палки о двух концах. Я ведь тоже раньше думал, размышлял, мечтал: вот изобрету машину времени и не дам революции случиться, спасу монархию, сменю прежнего бестолкового государя на более подготовленного. А там и ужасы Империалистической, Гражданской и Великой Отечественной Россию минуют. Но увы, как оказалось, все не так просто…
– Возражаю, – решил поспорить я. – Бакунины и ваш внук дров действительно наломали, зато как эффективно действовал «Отряд-М» и небольшевистское ВЧК. Мы сорвали Великое отступление, ликвидировали снарядный голод. Перед империей открывался новый путь…