Софи едва исполнилось восемнадцать, и в ее наружности даже самый придирчивый взгляд вряд ли сумел бы заметить хоть малейший изъян. Огромные голубые глаза, изящный маленький носик, восхитительно пухлые губки, роскошные золотистые волосы, не имеющего ничего общего с вульгарным соломенным цветом, а нежно-розовый румянец довершал портрет этого почти неземного существа. Тонкостью ума Софи не отличалась, но она премило танцевала и знала, как доводить мужчин до отчаяния, так что никто из обожателей не обращал внимания на поразительное невежество своего кумира.
Софи скороговоркой объявила о своих планах на ближайшее будущее, нетерпеливо оборвав миссис Чаллонер, которая выказала явные признаки недовольства при виде порванного муслинового платья.
— Все это сущие пустяки, маман, вы сможете починить его в мгновение ока. Вы только представьте себе, что меня ждет! Милорд Видал устраивает ужин в Воксхолле, и мы все туда идем. Там будут танцы и фейерверк, Видал пообещал, что мы с ним непременно покатаемся на лодке. Узнав об этом, Элиза Метчем пришла в такую ярость, вы бы только видели, матушка! Еще бы, ей-то никогда не дождаться такого лестного предложения.
— Что значит «мы все», Софи? — поинтересовалась Мери.
— Сестры Метчем со своей кузиной Пегги Делейн и, должна сказать, кое-кто еще, — ответила Софи, загадочно улыбаясь. — Маман, сумеете ли вы вообразить нечто более восхитительное? Но в одном я уверена! Мне необходим новый туалет! Я скорее умру, чем еще раз надену этот голубой люстрин. Если у меня не будет нового выходного платья, то, клянусь, я вообще не пойду на этот вечер!
Миссис Чаллонер по достоинству оценила серьезность угрозы и тут же принялась расписывать, каким ей представляется новое платье, перемежая свой рассказ восторженными восклицаниями о грядущих удовольствиях. Когда миссис Чаллонер и Софи пришли в состояние настоящего экстаза, раздался до отвращения рассудительный голос Мери:
— Смею надеяться, ты не появишься в Воксхолле в компании лорда Видала и мисс Делейн?
— Это еще почему? — вскинулась Софи, надув очаровательные губки. — Мери, ну почему ты такая злючка, вечно норовишь все испортить! Ты, наверное, обрадовалась бы, проторчи я весь день дома!
— Безусловно, — сказала Мери, ничуть не тронутая жалобами сестры. Она перевела взгляд на миссис Чаллонер. — Подумайте немного, матушка. Разве вы не понимаете, сколь неуместно появление Софи в обществе актриски и самого скандального лондонского повесы?
Миссис Чаллонер нахмурилась и заявила: она, конечно, сожалеет, что маркиз Видал пригласил мисс Делейн, но ведь Софи будут сопровождать сестры Метчем.
Мери встала. В глазах ее вспыхнули искры, в голосе послышались жесткие нотки.
— Очень хорошо, матушка, пусть будет по-вашему. Но ни один мужчина в здравом уме и твердой памяти не примет Софи за невинную девушку, если увидит ее в компании безнравственных личностей.
Софи присела в реверансе.
— Благодарю тебя, дорогуша. А вдруг я не столь невинная девушка, как ты полагаешь? Позволь тебе заметить, что я прекрасно знаю, к чему стремлюсь и чего хочу.
Мери удивленно смотрела на сестру.
— Прошу тебя, Софи, откажись от этой прогулки!
— Боже, как мы серьезны! Ты что, способна предложить что-нибудь получше?
— Разумеется, дитя мое, — сказала Мери. — Выходи замуж за того милого молодого человека, который боготворит тебя.
Миссис Чаллонер всполошилась.
— Боже милостивый, Мери, да ты сошла с ума! Выйти замуж за Дика Бернли? Когда перед Софи открываются такие горизонты? Да я лучше заткну уши, глупая моралистка, дерзкая девчонка!