На улице было лето. Августовское солнце уже взошло. Семья Хендерсонов завтракала. Можно предположить, что они просто намазали тосты маслом и сели дружно за стол, обмениваясь планами на день. К несчастью в этом сером небольшом доме, который стоял на окраине района, все было немного иначе.

— Где моя сумочка?! — требовательно спросила Берта у младшей дочери.

Берта была женой Абрама. Той самой несчастной женщиной сорока двух лет, у которой от нервов и постоянной работы стремительно седели волосы и иногда дергался глаз. Берта работала кассиром в супермаркете и прямо сейчас опаздывала на работу. Она бегала по кухне успевая красить глаза тушью, дожевывая сухой блинчик и подгоняя младшую восьмилетнюю дочь.

— Господи, шевели челюстью, Хлоя! Репетитор итак занимается с тобой со скидкой, а мы еще и опаздывать будем!

Берта снова откусила блинчик, хлебнула кофе из старой чашки, которая пожелтела от старости, и принялась застегивать свои изрядно поношенные босоножки.

Мэтью сидел молча и уставшим взглядом смотрел маленький телевизор, черт знает каких годов. Изображение едва было цветное и чтобы услышать о чем говорит женщина в новостях, нужно было прислушаться. В принципе, Мэтью сейчас не волновали ни новости, ни то, что мать опаздывает на работу. Всю ночь он прогулял с друзьями и теперь мечтал только поспать, поэтому бездейственно ждал когда все свалят наконец из дома.

Мэтью был милым на лицо и очень похожим на мать. Их глаза блистали как изумруд, темные густые волосы непослушно торчали в разные стороны. Парень создавал впечатление хорошего мальчика благодаря курносому носу и пухлым губам. Как обманчива внешность. Когда ты живешь в районе, где тебя могут ограбить средь белого дня, тяжело оставаться хорошим. Здесь на южной стороне выживали сильнейшие и всегда были наготове. Например, у двери Хендерсонов стояла бита, на случай нежеланных гостей.

— Вы не знаете где носит этого кретина? В смысле, вашего отца, — исправилась Берта, но совсем без стеснения.

Женшина всегда обзывала мужа при детях. К слову и он не скупился на оскорбления, так что в этой семье был баланс и гармония в этом плане.

— У него один маршрут, — безразлично бросил Мэт, продолжая смотреть телевизор.

Парень сидел расслабленно, подпирая голову рукой и едва ли не засыпал прямо за столом, но вдруг вытянулся как струна и закивал на телевизор.

— У нас проблемы, — сообщил Мэт.

На экране светилось лицо главы семейства и женщина с зализанными волосами говорила о его смерти. Берта рухнула на стул рядом с дочерью и забыла о всех делах.

— Вот ведь сука, — выдохнула женщина, — доигрался.

Мэтью покачал головой и сделал небольшой глоток чая из кружки сестры. Всем в этой семье было наплевать на Абрама и единственное что расстроило присутствующих, это мысль о том, что придется занимать деньги на похороны.

***

После похорон Мэтью пошел с кладбища прямиком в бар. На улице вечерело и солнце садилось за горизонт, окрашивая небо приятным розовым закатом. Парень закурил, с удовольствием наполняя легкие дымом впервые за четыре часа.

Для своих восемнадцати с небольшим, Мэт выглядел слишком серьезным. Шагая вдоль улицы он гордо держал голову и суровое выражение лица. Он шел медленно, раскачиваясь словно медведь, и часто это раздражало недругов. Он был наглым и самоуверенным.

На душе ни разу не ёкнуло, когда хоронили отца. Этот человек никогда не был в списке тех, кого он любит. Абрам всегда говорил, что Мэтью не его сын, потому что его ребенок не может быть таким идиотом. Идиотизм Мэтью, по мнению Абрама, заключался во всем, что бы не делал парень. И сейчас он не может точно сказать что чувствует: пустоту или удовольствие от того, что главный абьюзер их семьи покинул этот мир.

В баре к вечеру собралось не мало народа. Будь это приличный район где-нибудь в Лос-Анджелесе, такой бар давно бы уже закрылся, но здесь он был едва ли не первым местом развлечения на районе. Никаких запретов и дешевое пойло — весь залог успеха.