Книги

Дети Третьего рейха

22
18
20
22
24
26
28
30

Так и знала! Клянусь!

– К-к-какая фигня?

– Я взял напрокат таксиста с машиной, – спокойно сообщает индеец.

– На кой хрен?! – Я правда напугана. Я еще не в курсе, что такси тут стоит очень дешево, ибо кроме автобусов и консервных банок, отдаленно напоминающих маршрутки, по Лиме другой транспорт не курсирует. Да-да, при населении семь-восемь миллионов человек у них нет метро.

Альваро разъясняет мне это, медленно и снисходительно, четко артикулируя по-английски:

– Мы все в машину не поместимся. Слишком много места занимает техника, и, кроме водителя, в машину влезут лишь два человека: я и оператор Пабло, которого мы подберем по дороге.

– А мы что? Пешком? – Если индеец задался целью довести меня, то он на верном пути. – Ты же мне сообщил, что всё в порядке? Я же сто двадцать раз по телефону уточнила. И в письмах. Так как нам теперь быть?!

Альваро в ответ мне продолжает улыбаться, чем сильно раздражает. Но если он не улыбается, то сидит с открытым ртом, – выбор не богат.

– Я просто не рассчитал, – спокойно сообщает он.

– Но смету-то рассчитать успел! – замечаю ядовито. Он задумывается, роняя по привычке нижнюю челюсть, и, тупо глядя перед собой, отвечает:

– Смету успел. Да.

Элизабет живет в Сурко – вполне приличный район, отметила я про себя не без облегчения. Зеленый ухоженный сквер с выложенными дорожками, окруженный со всех сторон таунхаусами, а посреди сквера – статуя Девы Марии, неестественно белой на фоне «зимней» зелени вокруг.

Таунхаусы, на первый взгляд, похожи друг на друга, словно их размножили на копире. Правда, если приглядеться повнимательнее, то и здесь среди равенства равных заметны те жильцы, что посостоятельнее, – они соревнуются между собой балконами и эркерами: у кого застекленные, у кого с коваными изгородями, у кого выложенные разноцветной плиткой. Но в этом, пожалуй, и все отличие.

В застекленном эркере на втором этаже одного из таунхаусов мелькнула светлая голова, а в моей светлой голове тут же мелькнула догадка, что это и есть Элизабет Геринг.

Сергей давит на кнопку звонка – не один раз. Через минуту за дверью слышится возня. Я глубоко вдыхаю, пытаясь подавить волнение. Дверь открывается и… перед нами перуанка в грязном фартуке, которая тут же молчаливой тенью шныряет куда-то в арку, растворяясь в глубине апартаментов. Сама хозяйка где-то в недрах квартиры – и явно не спешит появляться.

Мы остаемся в просторной гостиной. Стены обклеены обоями с отличной друг от друга текстурой – темно-красными и светло-бежевыми. Посреди гостиной – большой кожаный диван уголком цвета слоновой кости, такое же кресло, журнальный столик, большой телеэкран черным квадратом висит на стене напротив дивана. Много полочек, заставленных какими-то национальными штучками и фигурками, горшки с цветами, а у застекленного эркера (против которого огромное зеркало, визуально увеличивающее комнату до внушительных размеров) – две огромные клетки, обитателей которых я никак не могу разглядеть, – хомяков она, что ли, разводит?

Всё очень точно подобрано – и без излишеств. Перуанские детали декора тут не определяющие, но подобраны идеально: я вижу перед собой по-европейски организованное жилое пространство и про себя отмечаю, что у нашей героини есть вкус.

Пока мы располагаемся, снимаем куртки и осматриваемся, я замечаю, как по толстому проводу, протянутому за стеклом, лихо перебирает лапками белка. Внимательно слежу за тем, не навернется ли она, но, судя по всему, для белки это привычный маршрут.

– Их тут как грязи, – добавляет Альваро (а чего ждать от человека, который ест морских свинок?) и озирается: видно, что он несколько обескуражен. Кажется, в таких домах он бывает нечасто и сейчас впечатлен настолько, что не спешит готовить камеру к съемке. Да, дом Элизабет – это тебе не лодка на Амазонке: здесь – маленькая Европа.

– Здравствуйте! Как я рада видеть вас здесь! Добро пожаловать в мой дом! Добро пожаловать в Перу! – В комнату, переваливаясь с ноги на ногу и раскинув руки с короткими пальчиками, спешащим пингвином входит Геринг. Я намеренно не пишу «Элизабет Геринг», потому что входит именно «Геринг». И в этот момент я внутренне ликую: передо мной – рейхсмаршал. Нет, не буквально Герман Геринг. Но если вы имели дело с хроникой Третьего рейха, то меня поймете: есть жесты, мимика, что-то неуловимое, что в секунду делает человека генетическим эхом другого человека, оставшегося лишь запечатлённым образом на старых черно-белых кадрах.