Песнь Познания поётся не быстро и не легко, ведь тот, над кем её поют, как бы заново проходит весь свой путь: от рождения, по сей миг. Когда поют над обморочным, сонным или одурманенным, видения его прошлого — добыча только поющих. Когда начинают петь над бодрствующим, он тоже впадает в транс и проживает свою жизнь заново, будто наяву. Песнь поднимает со дна памяти глубоко зарытое и накрепко забытое: болезненное, страшное, стыдное. Кое-кто трогается умом, не выдержав новой встречи со старыми кошмарами. Однако сновидцу, который поладил со своим даром, безумие обычно не грозит, и никто не позаботился поднести Ракте чашу с зельями. А брату его Таште…
— Мудрая Вильяра, я не вижу смысла петь второй раз, над Таштой: эта двойня неразлучна с рождения. Желаешь ли ты увидеть те же события ещё одними глазами? Желаешь ли ты знать мысли второго брата, как знаешь — первого?
— Нет, Альдира, я не желаю. Я увидела всё, что хотела. И я решила: я не стану передавать этих двоих беззаконных Рийи Совету. Я изгоню Ракту и Ташту сама, не откладывая. К щурам!
— Да будет так.
[1] Континент на другом боку мира. В отличие от Нари, Арха и Марахи Голкья, вытянутых цепочкой и разделённых неширокими проливами, Лима со всех сторон омывается океаном, сухого пути туда нет ни в какое время года.
[2] Купеческим счётом на одной руке считают до двадцати, на обеих — до четырёхсот.
Глава 11
Хранительница Вилья вывела Ракту и Ташту на лёд и погнала их к ярмарочному селению. Негоже засорять жилое место падалью, только поэтому колдунья не приморозит их в стенке прямо там, где повстречала прошлым утром. Однако все обитатели Ярмарки увидят явный и несомненный конец беззаконного пути.
Над горами уже занимается заря: ярко-синими, впрозелень, полыньями среди чёрных туч. Зачарованные убийцы нехотя, но быстро переставляют ноги. По-над льдом свистит позёмка, время от времени свиваясь в вихри: числом — четыре, если хорошо приглядеться. Вильяра знает, не приглядываясь, что Альдира, Нельмара, Джунира и Рийра идут рядом, а Тринара сторожит на изнанке сна. Беззаконные братцы из Рийи не заслужили такой чести, но хорошо бы изгнать их за один раз, а не как Стурши.
Сама Вильяра переставляет ноги со всё бóльшим трудом. Шрам тянет и ноет, в животе ворочается боль. Мудрой ужасно хочется тёплого питья, свернуться клубком под пушистой шкурой, закрыть глаза и уснуть. И чтобы никто не будил до низкого солнцестояния…
— Хватит, пришли.
Повинуясь её окрику и чарам, Ракта и Ташта встали спиной к спине. Вильяра обошла их кругом, заглянула обоим в глаза. Откашлялась и запела, вмораживая ступни беззаконников в снег, в лёд.
Вообще-то она собиралась убивать поганцев долго и затейливо, по совету Нимрина. Пусть бы замерзали до полудня! Пусть бы хорошенечко прочувствовали, как прорастают сквозь тело ледяные иглы! Но увы, она слишком устала, чтобы столько времени продержать в подчинении двух умелых колдунов, не смирившихся с собственной участью. И как ни гневается она на этих беззаконных перевёртышей, а боль их не приносит ей ни облегчения, ни радости. Значит, пусть катятся к щурам поскорее!
Проталины в тучах едва сменили зелень на желтизну, а всё уже кончено. Два тела слились в единый ледяной столп, только лица остались узнаваемыми: Вильяра нарочно об этом позаботилась.
Усталая колдунья отошла в сторонку и присела на снег: спиной к поганым мертвецам, лицом к Ярмарке.
Оттуда уже спешат на лыжах… Двое… Четверо… Небольшая толпа…
Так и должно быть! Выводя убийц из Пещеры Совета, Вильяра послала зов трактирщику Ласме, чтобы он оповестил охотников. Вот, подождали на безопасном расстоянии, пока мудрая доворожит, теперь бегут смотреть.
А и не только смотреть, однако. Все, кто не поленился выйти на мороз в такую несусветную рань, явились с подношениями для покойных. Ласма первым «почтил» мертвецов, помочившись им под ноги. Его жена Груна прикатила на салазках здоровенный горшок помоев — выплеснула.
Тухлое мясо… Прокисшая сыть… Гнилая рыба… Дерьмо… Ещё рыба… Надо бы разузнать потом, кто додумался до таких посмертных даров? Вильяра поспешила встать и выбраться из-под вонючего ветра.
Уважив по заслугам Ракту и Ташту, охотники старательно обтирали руки снегом. Кто умел, чистился ворожбой. Ласма и Груна подошли к мудрой, с низким поклоном поблагодарили её за скорое возмездие поганцам, осквернившим кровью мудрого и трактир, и всё поселение.