Остался растерянный, перепуганный Рыньи. Кажется, мир для него только что немного рухнул. Суровый, но по-своему уютный мир, где не убивают мудрых и, вообще, редко и неохотно отнимают жизнь у двуногих.
— Рыньи, ты уже сталкивался с беззаконниками, — подсказал нав. — Ты знаешь, что с ними надлежит делать. Мудрая Вильяра — тем более знает. Давай, пожелаем ей удачи?
***
Ракту и Ташту поймали прежде, чем Вильяра присоединилась к охоте. И даже раньше, чем Альдира созвал достаточно мудрых, чтобы они растянули поисковую сеть на весь мир.
А вот не зря Тринару зовут величайшим сновидцем из ныне живущих! Он подхватил тающие, ускользающие следы на изнанке сна и выдернул беззаконников из их логова: где-то аж на Лима Голкья[1]. Застал обоих врасплох, скрутил и приволок в Залу Совета.
Когда Вильяра явилась туда по зову Альдиры, Ракта и Ташта уже сидели спина к спине, накрепко зачарованные, чтобы не удрали. Двадцатка мудрых вокруг — словно голодная стая, и Вильяра присоединилась к этой стае, желая урвать кусочек. Не плоти, нет! Знания: как додумались купцы до убийства мудрого? Как дерзнули? Сами, или кто подговорил? А может, вовсе заставил, подчинив запретной ворожбой? Вильяра поспешила поделиться этим предположением с Альдирой, он отрицательно качнул головой. Чужих чар, или следов таковых, на поганцах не нашлось. Всё — сами!
Чары мудрых тоже не ломали пока волю пленников, не туманили им рассудок, не потрошили память. Только не позволяли арханам шевелить руками-ногами, призывать стихии, сбежать тропою сна.
Неужели, Альдира даёт убийцам возможность высказаться в свою защиту? Неужели кровь мудрого, пролитая на снег и смешанная с нечистотами, может быть чем-то оправдана? Даже мысль отдаёт беззаконием! Впрочем, Вильяра сама отпустила охотника, убившего Мули, чтобы добраться до подстрекателя… Ой, не время вспоминать то, что уже завершилось. Всё внимание — на происходящее.
Желтоглазый пленник щерит зубы на мудрого Джуниру, повествующего о воровском промысле братьев-купцов. Как они торговали не только честно добытым, сделанным своими руками или перекупленным, а краденным из чужих кладовок, из чужих заветных сундучков. Двум хитроумным колдунам — никакие замки не помеха! Желтоглазому Таште благосклонно внимали стихии, а сероглазый Ракта чувствовал себя на изнанке сна уверенней, чем наяву…
Э, да он и сейчас сидит с закрытыми глазами! Неужели, всё ещё надеется отыскать слабину в заклятиях мудрых, скрыться самому и выдернуть брата? Похвальное упорство… Вильяра склонилась над пленником, дважды прищёлкнула пальцами, заставляя его разжать веки — и больше не сомкнуть. По себе она знает: глаза без моргания мучительно сохнут, но убийца мудрого заслужил наказание похуже!
«Вильяра, не мельтеши! Присядь и слушай,» — одёрнул её Альдира. — «Я подтверждаю: право скорого суда — за тобой. Но властью временного главы Совета я повелеваю тебе, обожди.»
А Джунира, между тем, продолжает рассказывать. Как с середины прошлой зимы вороватые купцы начали торговать не только чужим товаром, но и чужой смертью. К ним тайком обращались Джуни, обиженные соседями Наритья: слишком слабые или трусливые, чтобы мстить своими руками, недостаточно терпеливые, чтобы дождаться лета, законного времени мести. Ракта и Ташта ловко подстраивали гибель обидчиков: вроде бы от естественных причин, от стечения обстоятельств. Обидчик умирал — они получали заранее оговоренное вознаграждение. Братья очень умело заметали следы, Наритьяры их не поймали, даже не заметили, что происходит. И Джунира не заподозрил бы, не проболтайся ему один из покупателей «услуг».
Услыхав имя болтуна, желтоглазый Ташта сплюнул:
— Щурова пропасть! Дурень Акуна — действительно, первый, с кого мы взяли награду за мертвеца. Вернее, мы с Акуной просто побились об заклад, что выродок Наритья, который снасильничал его дочку, не доживёт до весны. Я-то просто-напросто знал, что тот урод заедается со Стурши, а такие долго не живут. Одним щурам ведомо, сам он загремел с лестницы, или серый свернул ему шею? А я тогда просто выиграл спор, — Ташта довольно ухмыльнулся, — А вот в следующий раз мы уже поспорили… Наверняка, — ухмылка стала шире. — Так что, пока ты, Джунира, поджавши хвост, ползал на брюхе перед Наритьярами и не слушал ничьих жалоб, мы вершили справедливый и беспристрастный суд. Поганью меньше, мир светлее!
Джунира сморщился, будто от песка на зубах, и не сразу нашёл слова для ответа. Альдира резко развернулся к нему, спросил:
— Охотники, убитые Рактой и Таштой, действительно заслуживали изгнания?
Джунира скривился сильнее:
— Некоторые… Многие! Именно поэтому я не доискивался следов сам и не сообщил Наритьярам. Я смотрел в другую сторону, пока эти поборники справедливости не тюкнули по башке моего Джуни. Просто за то, что он застал их у себя в кладовке, с полными мешками краденного.
— Неловко вышло! — фыркнул Ташта, перебив мудрого. — Ракта не хотел его убивать. Но кто же знал, что у драчливого жадины окажется такая слабая черепушка!
— Мы заплатили бы виру, по закону, — хрипло проговорил Ракта.