В часовне явно прибирали: он не увидел никаких обломков и мусора.

— А где фрагменты кровли? — спросил он.

— Наверно, их сложили в надежном месте.

— В надежном месте?

Деснос не ответила. Ньеман поднял глаза. Фрески, оставшиеся нетронутыми (он уже знал, что они относились к восемнадцатому веку), выглядели довольно убого; на одной фигурировал святой Христофор, несущий на криво написанном плече младенца Иисуса, изображенного ничуть не лучше. Дальше стоял святой Себастьян, утыканный стрелами; при этом ни его поза, ни лицо не выражали никакого страдания, — казалось, мученику глубоко наплевать на все это. Прочие изображения, видимые между алюминиевыми подпорками, казались окутанными какой-то белесой дымкой.

— Эти фрески не имеют особой художественной ценности, — подтвердила Стефани. — Их писали наспех, во время реконструкции часовни в тысяча семьсот двадцать первом году, а потом грянула Революция, религиозные обряды были запрещены, и в течение последующего века часовня служила местным крестьянам стойлом для скота.

Ньеман еще раз оглядел брешь в своде. Ее края держались на металлических стойках, между которыми был натянут пластик, чтобы защитить внутреннее пространство от дождя. Ньеман подумал об экспертах, которые все никак не приезжали: интересно, на чем они будут основывать свой анализ «несчастного случая»?

— Разрушенная фреска представляла собой Рождество Господне и проповедь птицам[17]. Я покажу вам фотографии.

— Я их уже видел.

В глубине часовни, на куполе над хорами, был изображен Христос, вершивший Страшный суд. Вокруг него сидели Святая Дева, апостолы и несколько мучеников. По правую руку Христа архангел Михаил взвешивал на весах души умерших…

Ньеман внимательно осмотрел дыры в стенах, где прежде, видимо, были витражи. Сейчас проемы тоже прикрывала прозрачная пленка, натянутая на рамы.

— Вам известно, что было изображено на этих витражах?

— Нет. Часовня ведь была заброшена.

Ньеман обернулся. Стефани стояла в центральном проходе, в позе, которую она, видимо, предпочитала всем остальным: расставленные ноги прочно впечатаны в пол, руки теребят форменный пояс, обвешанный оружием.

— Я вот чего не понимаю, — продолжал он, подходя к ней. — Посланники Господа отрицают религиозные обряды, отправляют свои мессы в амбарах…

— Именно так.

— Тогда к чему эта реставрация? Зачем так заботиться о сохранности места, которое не имеет никакого отношения к их культу?

— Я вам уже говорила: эта часовня несколько раз спасала их. В начале прошлого века они ее выкупили и начали кое-как приводить в порядок. Вот и сейчас решили возобновить реставрацию. Думаю, они хотят устроить здесь музей.

— Какого рода музей?

— Ну, место, где рассказывалось бы про историю их жизни в Эльзасе и, в частности, о притеснениях, которым они подвергались. Посланники всё прощают, но никогда ничего не забывают. Их вторая настольная книга после Библии — это каталог мучеников, с подробным описанием их страданий.