– Я могу заставить их согласиться на все, что считаю нужным, – ответил Кархтар.

«Ого»! – подумал Нан про себя.

– А почему вы посчитали нужным поверить мне?

– Стоит ли менять существующее, – тихо ответил Кархтар, – чтоб создать на его месте то же самое? Мне не нравятся чиновники, которые делаются грабителями, – неужели мне из-за этого должны нравиться грабители, которые норовят стать чиновниками, едва их соберется достаточное число? Я научил их называть себя борцами за справедливость – а они от этого только перестали совеститься своих преступлений…

– Вы пришли к аравану накануне арестов. О чем вы говорили?

– Я пришел сказать ему, что больше так в провинции продолжаться не может. Что поступок наместника, самолично разоряющего деревни – это лучший повод для восстания. Я сказал, – мои люди поднимут в городе восстание, согласны ли вы их поддержать?

– И он не согласился?

– Я не знаю. Он взглянул на меня таким рачьим глазом, и говорит: «Я согласен». Хорошо. Мы все обсудили и стали ужинать. На столе стоял такой зеленый соус. Он полил мне этим соусом пирог, а себе не полил. Я говорю «Что это вы, господин араван, не хотите соуса?» А он «Я хочу, моя язва не хочет». Тут я вспомнил этот его рачий взгляд и говорю: «Ну и я без вас этого соуса не стану есть». И сиганул в окошко.

Кархтар помолчал.

– А через час он отдал приказ об аресте, и меня искали убийцы, и сам он, наверное, стал ходить с самострелом. И я до сих пор не знаю, он ли хотел меня отравить, или я струсил. Но я все-таки думаю, что в этом соусе был яд. Араван Нарай привык писать проекты, а дела испугался: чин в нашем мире портит лучших людей.

– И однако, попав ко мне в руки, вы не захотели говорить обо всем этом.

– Араван Нарай ненавидел несправедливость искренне и глубоко. И его действия в столице были правильны и бескорыстны, хотя им воспользовались, как орудием.

Кархтар поплотнее закутался в плащ. Нан вспомнил, что, по сведениям управы, этот человек болен эрвеньской лихорадкой.

– А отец Сетакет? – тихонько спросил Нан. – Он ведь часто бывал у аравана Нарая. Как вы относитесь к нему?

Даже в лунном свете было видно, как перекосилось лицо Кархтара.

– Отец Сетакет, – зашипел он. – Это еще хуже «длинных хлебов»! Уберите Айцара и оставьте народу его машины! Научитесь добывать золотой век из айцаровых маслобоек! Да разве из машин текло молоко и масло при государе Иршахчане! Такую глупость только монах может выдумать.

Лодка зашуршала в прибрежных камышах, гребцы сменили весла на шесты, и уже было видно, что на берегу ее ждут люди: Шаваш и десяток охранников. Кормчий, ловко пихнувшись шестом, развернул лодку кормой к берегу и уцепился за какую-то корягу. Нана подхватили под руки и вытащили из лодки. Кархтар тоже встал, но только для того, чтоб поклониться Шавашу и попрощаться с инспектором.

– Знаете, – неожиданно сказал он, не глядя на Нана. – Да же если вы не сдержите своего слова – это не имеет значения. Для меня вообще ничего теперь не имеет значения.