Поднимаю глаза, изображаю сфинкса и молча жду.
Поттер смотрит так, что я не уверен, хочу ли узнать, зачем он подошёл. От него пахнет алкоголем и почему-то полынью. Я увлечённо разглядываю складки на его мантии. Потом мне осточертевает этот спектакль, как осточертевал сам Поттер на протяжении семи лет, и я вздёргиваю брови, наклоняю голову вбок и изображаю лицом «Ну и что ты там хочешь мне сказать?».
- Про… профессор, - выдавливает он и зачем-то добавляет: - Сэр.
Я - весь внимание, даже голову наклонил ещё сильнее.
- Вы знаете, что завтра все ученики разъезжаются по домам?
Молча киваю. Я не собираюсь изображать светскую беседу. Я его сюда не звал, пусть теперь сам выкручивается.
- Наверное, мы больше не увидимся.
«Я сейчас разрыдаюсь, Поттер».
Он хорошо улавливает моё настроение. Ещё лучше читает то, что написано у меня на лице. А потому тон его превращается из серьёзного в издевательский:
- И знаете, по такому случаю не могу отказать себе в удовольствии задать вам один вопрос. Почему вы меня так ненавидите, профессор? Что я вам сделал?! Семь лет пытаюсь понять, почему такие, как вы, считают себя вправе отравлять людям жизнь!
Голос его идёт по нарастающей. Ещё немного - и он заорёт.
- Поттер, вы пьяны. Идите, приведите себя в порядок, - выплёвываю слова медленно и равнодушно.
- И это всё, что вы можете мне сказать?
- Вас не касается, кому и что мне говорить.
- Что ж… Очень жаль. Но я хотя бы попытался. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Сверлю взглядом его удаляющуюся спину. «Взаимно, Поттер, взаимно».
* * *
Я нахожу его внезапно. Мы танцуем с Джинни, и я как-то вдруг понимаю, где он. Всматриваюсь, не вижу, но знаю - он сидит там. Отстраняюсь от Джинни и, сдерживая шаг, насколько это возможно, направляюсь в его сторону. Не успеваю даже собраться с мыслями.
На расстоянии всё кажется проще и легче, но когда вот так, лицом к лицу - понимаешь, что в твоём плане не просто прореха, а огромная, неустранимая дыра. Проще выбросить, чем пытаться залатать.
И, стоя перед Снейпом, я совершенно чётко осознаю, что не в состоянии произнести ни звука, потому что не думал, насколько это будет сложно. И все слова, которые я много дней проговаривал про себя, казавшиеся такими правильными и нужными, рассыпаются в пыль.