Видимо, это и есть любовь: тебя бьют по хребту шваброй, а ты тащишь хризантемы, которые твоя жена терпеть не может.

– И вам не хворать, – набираю номер квартиры, и входная дверь открывается.

Подъезд темный, лампочек здесь не бывает по определению.

– Ещё не передумал? – поднимаемся на третий этаж, и под сапогами хрустят осколки стекла.

– Даже не надейся.

Дверь в квартиру приоткрыта. Набираю в грудь больше воздуха, мысленно досчитываю до десяти и вхожу.

– Ну, наконец-то! Ты на собаках ехала? – доносится из кухни недовольный голос мамы. – Поезд прибыл в девять вечера, где ты до одиннадцати ходила? Друзья важнее матери? Ужин совсем остыл.

– Я тоже рада тебя видеть, мам. Я приехала не на поезде.

Стою в чистенькой, вылизанной до белизны прихожей, а Денис застывает позади меня, лишая путей к отступлению. Разумеется, сначала мама обращает взор на него, а уже потом смотрит на меня, причем в глазах её читается: ну и что это значит?

Она у меня худощавая и симпатичная. Носит сорок четвертый размер одежды, мало красится. Даже не скажешь, что ей почти пятьдесят лет. Только вот мама сознательно посвятила жизнь мне, отказавшись от мужчин.

Ну и к чему это привело?

К тотальному одиночеству.

– А кто это? Таксист? Ему заплатить или что? – уточняет мама.

– Денис, познакомься с моей мамой.

– Очень приятно, Людмила Петровна, Оксана много рассказывала про вас, – безбожно врет Костров, который про маму слышал три раза и исключительно в контексте «тебя ждет кромешный ад».

Но имя он её выучил. За что получает дополнительный плюсик в карму.

– Вообще-то ты должна была приехать одна, – поджимает мама губы, чем подтверждает мою теорию про случайное знакомство с хорошеньким медбратом.

– Решила заодно познакомить тебя со своим молодым человеком. Покормишь нас?

Но мама застывает на месте, не предлагая раздеться, не спрашивая, где наши чемоданы.

– Ну и где твой молодой человек планирует спать? – сухим тоном. – В машине?