– Боже! Это вы, Эшкол?

 Она в ответ только громче начала плакать.

 – Это она. – Октавис повернулся к нему лицом, и даже в тусклом свете было видно, как тяжело ему пришлось. Все его лицо представляло сплошной разбухший синяк, глаза почти не открывались. Куртка его затвердела от черной засохшей крови.

 – Что произошло? Как?

 – Как – мы не знаем. Пять или шесть вооруженных людей прошлой ночью ворвались в отель после полуночи…

 – А что вы там делали? Я же вам сказал…

 – Мне казалось, что Рейчел нужна защита.

 – Спасибо за заботу, – сказал Отто. – Продолжайте.

 – Они разоружили меня, потом схватили Рейчел. Заставили ее открыть дверь Гуайаны. Кажется, он не удивился, увидев их.

 – Это понятно. Что дальше?

 – Они нас связали и заткнули рты – мне и Рейчел – и свели нас к вертолету. Еще до рассвета мы уже были здесь.

 – Остальная часть дня ушла у них на то, чтобы заставить вас говорить.

 – Да. Но я ничего не сказал.

 – Это ясно – вы до сих пор живы. Значит, вы им еще нужны. С ней они так же поступили?

 – Н–нет, – сказала Рейчел, дрожа. – Сказали – завтра.

 – Да, завтра, наверняка, – бесцеремонно отрезал Отто. – Вас они убьют, в любом случае. И меня тоже, скорее всего.

 – Почему вы так уверены? – Голос ее стал намного тверже из–за появившихся ноток презрения.

 Отто почувствовал, что начинает злиться, понял, что это реакция Рамоса, и попытался не обращать на нее внимания.

 – Сами подумайте об этом, леди.

 – Мне кажется, – сказал Октавис, – что они не станут слишком сердить Конфедерацию.