– Ха, воображаю себя шпионом! В таком случае вы, наверное, частенько будете ублажать меня вином?

 Фиц–Джонс улыбнулся, но глаза его оставались холодными:

 – Конечно! Я же сказал, что его нельзя долго хранить… Строго между нами, я жду, что новый агент объявится со дня на день. Неважно, сообщат мне об этом или нет. Им может быть кто угодно. Вы слышали о кальке личности?

 – Оборотни? – Кроуэлл повторил словечко доктора Нормана.

 – Совершенно верно. Они могут снять копию с кого угодно. По крайней мере с любого, кого в состоянии умыкнуть и держать взаперти месяц. – Фиц–Джонс допил последние капли вина. – Конечно, такая выдающаяся личность, не побоюсь сказать, такой видный человек, как вы, вне подозрений. Слишком много людей заметили бы ваше отсутствие… – Но в глазах посла Отто снова прочитал: он лжет, он подозревает.

 Фиц–Джонс выпростал себя из кресла:

 – Давайте–ка я плесну вам свеженького. Он вернулся с двумя полными стаканами.

 – Спасибо. Уф–ф–ф, пора принимать пандроксин. – Кроуэлл достал из кармана коробочку и запил вином две таблетки. Одна была гравитол, вторая – ингибитор алкоголя.

 – А–а, слабое средство. Вы здесь пробудете какое–то время? Не лучше ли принимать гравитол?

 – Нет. Разумеется, я просил, чтобы мне его выписали. Но доктор сказал, что я слишком стар и слишком толст.

 «Насколько опасен этот утонченный пьяница?»

 – У вас есть какая–нибудь версия насчет Малатесты?

 Фиц–Джонс пожал плечами и повторил свой трюк со стаканом.

 – Даже не знаю, что и сказать. Правда, в одном я уверен. Этот вздор о том, что во всем виноваты якобы твари, – просто куча… ик, простите… куча дерьма.

 – Согласен. Бруухиане органически не способны на насилие.

 – Дело не только в этом. Малатеста ходил у них в любимчиках. Он даже весьма неплохо выучил их язык. Они приняли его в одну из семей, и он стал почетным бруухианином.

 – Я не знал об этом.

 – О, он посещал множество туземных сборищ. При синклите священнослужителей он стал даже чем–то вроде советника.

 – Да–а, – задумался Кроуэлл. – Сегодня я узнал, что Малатеста присутствовал на одном из ритуалов перехода в «тихий мир».

 – Это когда они бальзамируют своих несчастных сородичей? Гм. Я не знал об этом. Интересно, почему же Малатеста никому ничего не сказал? Штрукхаймер стал бы его другом до гробовой доски.