На самом деле, вырази собеседник свое сомнение в более мягкой форме, не цепляя самолюбие так откровенно, возможно, все сложилось бы по-иному. Но, вскипевший внутри гнев моментально испарил остатки вчерашней рассудительности, и когда Богдан невозмутимо пожал плечами и буркнул: «Как знаешь. Наше дело предложить…» – отступать было уже некуда.

Мое обучение совсем не походило на классический процесс с лекциями, конспектами, семинарами и экзаменами. Скорее это был какой-то медицинский эксперимент по выуживанию из организма ничем, в сущности, не выдающегося человека таких способностей, обладание которыми он не мог предполагать даже в самых смелых фантазиях.

Местный эскулап, картинно опершись на странную машину, имеющую отдаленное сходство с когда-то давно виденным на картинке медицинским томографом, вполне доступно объяснил, что я глубоко заблуждался, искренне считая основным назначением костей черепа защиту мозга. С его слов выходило все с точностью до наоборот, и удел черепной коробки в первую очередь предохранять окружающую среду от разрушительной силы так называемого ментального воздействия. Таким образом, получалось, что мысль представляла собой вполне материальную силу, а моя догадка о телепатических способностях обитателей базы могла оказаться не такой уж и абсурдной.

Игнорируя вопросы, двухметровый великан выставил передо мной высокий бокал с изумрудной, пузырящейся, словно газировка жидкостью, оказавшейся на вкус кошмарной гадостью. Однако раз я столь опрометчиво назвался груздем, пришлось лезть в кузов, и невероятным усилием воли давя рвотные позывы, пропихивать внутрь отвратительное пойло, а затем забираться внутрь мягко шелестящего вентиляторами охлаждения агрегата. Примерно на десятом ударе сердца благословенное беспамятство избавило меня от жуткой боли внутри готовой взорваться головы, а очнулся я ранним утром в своем номере, лежа поперек кровати.

Комната почему-то гудела от шума множества голосов, хотя в ней, кроме меня никого не было. А еще, ко всему прочему, взбунтовалось зрение, вытворяющее форменные чудеса. Предметы перед самым носом плыли, словно я смотрел на них сквозь мутную воду, но, в то же время, не напрягаясь, мог пересчитать микроскопические пылинки у плинтуса в самом дальнем углу. Головокружение и горячими волнами подкатывающая тошнота довершали безрадостную картину.

Подняться с кровати удалось только с третьей попытки. Ежесекундно рискуя опрокинуться навзничь из-за того, что пол так и норовил вывернуться из-под отказывающихся слушаться ног, я с грехом пополам дополз до ванной и засунул голову под струю ледяной воды.

От этого увлекательного занятия меня оторвал бесцеремонно ввалившийся лекарь. Он закрыл кран, небрежно бросил полотенце и, дождавшись, пока я наспех вытер волосы, но, не дав толком одеться, выволок за дверь и усадил в кресло-каталку.

Так как водные процедуры не принесли ожидаемого облегчения, у меня не было ни сил, ни желания с ним спорить. Вопреки ожиданиям, медик направился не в свой бокс, а прямиком в кабинет Богдана, где вплотную подкатил кресло к пустующему столу и молча удалился.

Как только дверь за ним, глухо чмокнув, закрылась, тут же стихла мучительная вакханалия внутри головы, и лишь откровенный смешок нарушил наступившую благословенную тишину. После этого из внутренней комнаты появился и сам хозяин, ворча на ходу:

– Ну что, теперь на собственной шкуре испытал, как несладко живется нам, телепатам?

Пытаясь сфокусировать взгляд на тяжело опустившейся в жалобно пискнувшее кресло грузной фигуре, я слабо просипел:

– Каким, к чертовой матери, телепатам? Ты вообще о чем?

В ответ он с притворным участием поинтересовался:

– А у тебя, как проснулся, в ушах, случаем, не шумело, голоса посторонние не слышались? Других, каких странностей с организмом никаких не происходило, а?

– Издеваешься, да?! – раскаленный гнев, ударив в голову, обжигающим валом выплеснулся через полыхнувшие нестерпимой болью глаза, и фарфоровая чашка с кофе, неосмотрительно оставленная Богданом на столе, взорвалась, словно в нее попала крупнокалиберная пуля.

Гигант, в которого на удивление не попало не только ни одного стеклышка, но и ни капли плеснувшего во все стороны кипятка, не повел и бровью. Я же, от осознания того, что стал невольным виновником столь экзотической гибели посудины, впал в глубокую прострацию.

Пока, словно догадавшись об инциденте, бесшумно появившийся на пороге дежурный великан сметал осколки и осушал лужу, Богдан, вприщурку, с неподдельным интересом разглядывал меня. А когда уборщик, не дрогнув ни одним мускулом на бесстрастном лице, так и не произнеся ни слова, удалился, уважительно качнул головой:

– Однако, ты делаешь успехи… Не ожидал, клянусь Создателем, не ожидал, – он поднялся, обогнул стул и ободряюще похлопал меня по плечу. – Вижу, пора двигаться дальше.

Несколько несложных, с первого взгляда даже примитивных упражнений, которые показал Богдан, неожиданно быстро поставили меня на ноги. Пока я ошарашено щупал вдруг переставшую гудеть, словно набатный колокол голову и даже робко пытался испробовать новые способности – по желанию меняя кривизну хрусталиков глаз, приближать и удалять окружающую картинку, а также усилием воли перекатывая по поверхности стола закатившийся под письменный прибор маленький осколок кружки, он басил:

– Ты неожиданно быстро прогрессируешь, поэтому, несмотря на дефицит времени, сегодня даю тебе выходной. Иначе, боюсь, у тебя предохранители сгорят. Постарайся хорошенько выспаться и не слишком увлекайся фокусами, – он с хитрецой подмигнул, кивнув на рывками двигающийся к краю стола осколок, который я машинально продолжал отталкивать от себя, – ты еще не владеешь методиками быстрого восстановления. А завтра, прямо спозаранку разархивируем программу рукопашного боя.