– Тогда я прошу убежища в этом святом месте во имя Бога и Господа нашего Иисуса Христа и святого Ниниана, который построил этот храм своими собственными благословенными руками.

Стоящие перед выломанными дверями солдаты глухо зароптали и начали смущенно переминаться с ноги на ногу. Сколько бы лорды Конгрегации ни убеждали себя, что поставили старую веру вне закона, сердца и души людей не могли так скоро измениться. Эти солдаты никогда не нарушат неприкосновенность убежища в Божьем храме. Опасность представлял только их командир.

– Святой Ниниан для меня никто, – бросил Рэннок Хэмилтон. Голос его звучал жестко. – У меня есть приказ. Вы поедете в Эдинбург, миледи, хотите вы того или нет.

Он сделал шаг вперед, нарочно отшвырнув носком сапога валяющийся на полу кинжал Александра. Александр и отец Гийом попятились. Тем временем тетушка Мар отошла от стены, приблизилась к тому месту, где лежал Уот Кэрни, и попыталась привести его в чувство. Он зашевелился и приподнял голову – слава Богу, он не погиб. Меж тем я продолжала стоять на своем, и от усилия, которого мне это стоило, у меня кружилась голова.

– Так вы что же, свалите меня с ног? Свяжете меня и заткнете мне рот, точно преступнице? Потому что вам придется все это проделать, Рэннок Хэмилтон из Кинмилла! По доброй воле я никогда не выйду из этой церкви. Я потребовала убежища перед Божьим алтарем – и я его получу.

– Мне плевать на вашего папистского Бога. Мне уже случалось связывать женщин и затыкать им рты, и я с удовольствием сделаю это опять.

Он сделал еще один шаг вперед. Я не сдвинулась с места.

– Вы не боитесь Бога? Тогда бойтесь древних богов, которым пикты[18] поклонялись на этом самом месте до прихода христиан. Среди них есть бог моря, который вас утопит, если вы дотронетесь до меня, и чудища с острыми зубами и когтями, которые пожрут ваши глаза. Есть и бог этой скалы, который велит своим утесам содрать мясо с ваших костей.

– Ma fille, ma fille![19] – Стоящий за моей спиной отец Гийом дергал меня за рукав. В его голосе звучали слезы. – Не говорите такие ужасные вещи!

– Мне плевать на всех богов, – сказал Рэннок Хэмилтон, уже не столь уверенно, как прежде. Солдаты, стоявшие за его спиной, один за другим ускользали прочь.

– Тогда бойтесь богинь. – Я была так же напугана, как и остальные, но я бы скорее умерла, чем позволила этому мужлану увидеть мой страх. Единственными известными мне богинями были добрые духи цветов, но даже добрые духи становятся опасными, когда им угрожают. – Вам доставляет удовольствие связывать женщин? Ну, так Зеленая Дама Грэнмьюара придет к вам, когда вы будете спать, и вьющейся жимолостью обовьет ваш член и яйца и будет затягивать вокруг них петлю все туже и туже, покуда они не почернеют и не отвалятся.

Рэннок Хэмилтон невольно перекрестился.

– Ага! – Я чуть не завопила от ликования. – Вы смеете осенять себя крестным знамением, словно вы все еще католик, и в то же время отказываете мне в праве на убежище в этом храме?

Он покраснел. Как и большинство остальных сторонников лордов протестантской Конгрегации, он был рожден и воспитан как католик, и его протестантизм оставался тонким налетом на инстинктивном следовании обычаям старой веры. Он обернулся, чтобы посмотреть, заметили ли солдаты его запретный жест, и обнаружил, что все они убрались прочь. По доносящимся издалека звукам: стуку подков и звяканью удил – было ясно, что они уже скачут по скальному перешейку, подальше от церквей и богов и своевольных женщин, смеющих требовать убежища от своего собственного имени.

– Что ж, пользуйтесь своим правом убежища пока, – выдавил из себя он. В его темных глазах горели угрожающие огоньки, а складка между бровей сделалась такой глубокой, точно ее прорезали ножом. – Но знайте – мы еще не сказали своего последнего слова. В конце концов граф Роутс завладеет вашим проклятым, торчащим из моря утесом, миледи, и когда вас поведут на костер за ваши еретические речи, я буду стоять в толпе и с наслаждением провожу вас в ад.

Он повернулся и вышел из церкви. Я слышала, как он подзывает своего коня. И тут меня разом оставили и весь мой гнев, и все силы. Я повернулась и кинулась в объятия Александра.

– Давай закончим венчание! – Я заплакала. – Заверши все сейчас, любовь моя, и больше не покидай меня никогда-никогда!

Он обнял меня, но я почувствовала, что он словно бы отдалился. Я подняла на него взгляд; лицо его было белее полотна. Стоящий за ним отец Гийом согнулся в три погибели и задыхался, как будто кто-то сильно ударил его в грудь.

– Прости меня, – проговорил Александр. – Я должен был… должен был… – Похоже, он не знал, что должен был сделать.

– Нет! О нет, нет, Александр, любимый! У него было десять солдат. Они бы убили тебя. Только я могла поговорить с ними и перехитрить их – потому что я женщина. Им нужна была я – и они не осмелились поднять на меня руку.