— Кстати, в чем это вы так измазались?
— А это, товарищ гвардии генерал-лейтенант, кровь моих товарищей — русских солдат.
— Так смойте же ее! Кстати, вам большущий привет от Светы.
Все. Конец связи.
— Я в вас верю. Вы разрушили крест. Вы убьете и этого монстра. Задача ведь упрощается, не так ли?
25. Окончив сеанс связи, я иду осмотреть то, что осталось от городской ратуши. Она разрушена, обвалилась кровля, но первый этаж, удивительно, он почти в целости и сохранности остался с тех пор, как мы отсюда некогда свалили. Даже мебель так стоять осталась, как мы ее некогда здесь поставили себе для удобства. Но при осмотре местного музея нахожу разграбленным средневековый отдел. Там нет рыцарских доспехов, которые здесь некогда были. Нет оружия. И остался всего лишь один «турнирный» рог. А раньше их было два. Это я не помню, просто постамент один, таблички две, крепеж на два предмета, а предмет один. Для дудения. И мне кажется, что это знак. Но теперь уже не свыше. А от зверя.
26. — Ребятки! Снимайте-ка с себя свои сбруи. Это приказ.
Пехотинцы возражают, что это не по уставу. Тогда этим трем парням, которых я пытаюсь сейчас разоблачить, мне приходится втолковывать:
— А устав вы сейчас пойдите и втолкуйте тому парнишке в бункере, поняли?
Нехотя и ворча, парни скидывают с себя бронежилеты. А я облачаюсь. Я говорю пятерым пехотинцам, чтобы они за мной плотно закрыли ворота и никому не открывали бы, кроме меня. Шутка. Я беру рог, станковый пулемет — один, один я его тащу!! — огнемет и выхожу в то, что некогда было пшеничным полем перед замком.
«Там-тарам-та-тамммм!!!» — интересно, но как же красиво у меня получилось: без тренировки сразу продудеть в рог Хрен знает сколько лет назад в него дудели рыцари, вызывая друг друга на бой. Но вряд ли кто из них имел такого противника, как я сейчас.
Я хочу отомстить за Сашу. За Князева, за всех остальных. За то, что здесь и сейчас мы уже несколько дней воюем как в 41-м в XX веке, не считаясь с потерями и не хороня своих мертвых. А еще… а еще я
«Там-тарам-та-таммммШ» Я стараюсь скопировать звук трубы со старого, давно запрещенного, записанного в фонотеку «демоническое», рок-н-рольного альбома. А еще у меня в ушах звучит другая «демоническая» группа из XX века:
Я все это слушал в фонотеке нашей библиотеки на работе. Пока чаек попивал.
27. А совсем поздно вечером, когда уже темнеет, начинается гроза и появляется зверь, я готовлюсь стрелять разрывными пулями Масленникова, прильнув к оптическому прицелу Я вижу лик зверя. И жму на курок. Зверь отходит и прячется. А мне снова взваливать на себя пулемет и переносить его на другое место!
По дороге я думаю, что зверь сам себе черный крест, то есть это что? Он может сам себя воскресить в любой момент или, погибнув, воскреснет? И почему это лишь вера его? Во что же он верит?
28. А верить он может только в себя или в дьявола. Не может же сатанинское отродье верить в Бога Всевышнего и от Него получать за свою веру силу! Если он верит, не важно во что, и эта вера делает его неуязвимым, то чем я могу ему противостоять?
Клин вышибается клином. И его вера в себя, фактически в дьявола, или же просто его вера в дьявола может быть уничтожена только лишь другой верой, верой во что-то большое, полностью позитивное и светлое. Его черную веру может убить лишь моя вера в Бога. В этом случае — я слаб, как слепой котенок. С детсада не молился, о Боге не размышлял. И с чем я пойду на эту бронебойную махину? Но, несмотря на мое неверие, в школе нам десять лет по заветам моего великого деда Библию долбили. Я вспоминаю историю о Давиде и Голиафе: Давиду ведь не понадобилось особо напрягаться? Он просто был мужественен и верил, что на правильной стороне.
Израильтяне выходили воевать на врага с песнями хвалы Богу, и враг низвергался. Да, но перед этим они «очищались». А чист ли я? И тут я сам, может это и неправильно, для себя, глядя на блестящую пряху своего армейского ремня «С нами Бог!», решаю, что делаю Божье дело. Усилием собственной воли. Может, это и неправильно самому за себя решить, что ты угоден Богу, но в тот момент мне ничего больше не оставалось. Я возвращаюсь в замок, ребята мне отворяют:
— Ну, как?