Ну, ладно, я объясню вам все. Скорее всего, вам это все покажется странным и невероятным, но прошу вас, я не приказываю, прошу вас, выслушайте меня внимательно. Этот Пашкевич, старый пердун, изменил весь ход российской истории: вначале он с помощью креста воскресил вашего тезку — лидера маргинальной революции двадцатых годов — и использовал его как марионетку для захвата власти в стране. Потом он, все время экспериментируя с крестом, научился «модулировать» газы направленного психического воздействия на человека. По профессии Пашкевич химик, и специализировался он на отравляющих веществах, работал на секретных предприятиях оборонки. Крест дал ему возможность путем диких экспериментов — а вы бы знали, сколько тел расстрелянных из тюрьмы в Москве направлялись не в крематорий, а к нему в Питер, чтобы в холодильниках осуществить в этом деле настоящий прорыв! Мертвые тела на кресте — несмотря на то, что они мертвые —
Итак, Пашкевич создал газы направленного воздействия на мозг человека: мозг меняется, мутирует, изменяется физически в черепной коробке. Понимаете? Зато человек приобретает определенный набор нам необходимых черт: невозмутимость, наивность, веселость. Мы пол-Европы опылили газами, меняющими — и, заметьте, моментально и навсегда — человека. С фронтов возвращаются десятки тысяч наших ветеранов, лишенных напрочь воли к жизни. Людей, которыми можно лишь управлять и потакать. Огромное количество людей, в мозгах которых сдохла и теперь гноится агрессивность и инстинкт самосохранения. Зато заметны признаки появления новых отделов. А там что? Какие желания, которые, может быть, люди со временем просто не смогут контролировать, они будут думать, что делают все так, как надо, но при этом будут совершать что-либо ужасное?
Люди просто нанюхались газов.
Газы Пашкевича весьма опасны. Вы помните об Иуде Искариотском? Когда он повесился на смоковнице, у него из живота вывалились внутренности. Я думаю, он жил, вися несколько часов. Просто в таком состоянии наступает смертельное удушье. Но так как через смерть его тело уже прошло, он стал «кем-то», наверное с новыми отделами головного мозга и с отмирающими старыми; смерть не смогла избавить его тело от боли, вызванной впивающейся в шею веревкой, и удушья, потому как с точки зрения нормальных живых тело уже было мертво — но оно живо, вследствие многочасовой, наверное, борьбы тела с веревкой в конце концов перенапряженные мышцы живота… а кто знает, на что способны наши мышцы после многочасового напряжения — никто еще не пробовал что-либо такое над кем-то проделать, — так вот, скорее всего, происходит разрыв нижней (наиболее мягкой) части живота Иуды. Первый, как мы говорим, вампир.
На сегодня же ситуация такова: американцы и англичане знают, что причиной быстрого продвижения наших войск на Запад является использование нами особенных газов. Они стараются, и небезуспешно, оградить свои войска от наших химических атак. Еще они активно сотрудничают с другими странами, с которыми воюем мы. Такими темпами вскоре мы вынуждены будем воевать против многих стран, но без нашего мощного стенобитного орудия — газов. Они или применят что-то вроде нашего против нас, или научатся терпеть на себе наши газовые атаки, перенося их без особого для себя вреда. То есть мы на пороге войны без особых преимуществ для себя — и при этом со многими противниками сразу.
Чтобы исправить ситуацию, Пашкевичу придется разрабатывать еще более сложные по сути и эффективные по воздействию газы.
Но все осложняется тем, что на сегодняшний день Пашкевич — это человек, мозг которого очень хорошо работает. Лишь на науку. А отличить нормальную политическую идею от глупости — увы, уже не способен. Недавно Пашкевич изъявил желание создать некую универсальную, применяемую в России идею единения славянских народов, а так же… сионизма! Для чего это, вы думаете, Пашкевич послал наших брать Иерусалим? Сам-то он кто, как думаете? Поэтому на сегодня в Генштабе имеет место идея прекратить полностью эксперименты Пашкевича. Особо он подчеркивает слово «полностью».
— Тогда почему бы вам не забрать этот крест и не привезти его, скажем, в Москву и оттуда на Новую Землю, туда, где ядерный полигон, и там оставить в эпицентре?
— Нет, это исключено, как только крест окажется в Москве, люди Пашкевича обязательно сделают все, чтобы крест достался ему. Да и кто вам сказал, что он разрушится от ядерного взрыва? Авиационная пятисоткилограммовая бомба создает на небольшом участке давление многократно большее, чем атомная бомба.
— Алексей, поймите, Пашкевич долго ждал этого момента, сейчас он на пороге этого своего нового открытия — внушить миллионам людей какую-то сумасшедшую утопию не путем пропаганды, убеждения или еще чего-то, а путем распыления газов. Но, по нашим сведениям, для полного успеха ему необходим черный крест. Насколько нам известно, Пашкевич собирается забрать его с помощью нескольких наших пехотных частей, находящихся сейчас в Испании: сегодня в вашем направлении уже выдвигается генерал Пустовалов — приятель и верный пес Пашкевича. Наверное, он скоро со своими войсками окажется в замке… то есть у вас на все осталось меньше пяти дней. Если еще есть.
04. А мы зализываем раны: потеряли около 70 человек, и их необходимо срочно кремировать. Партизаны еще не очухались от налета нашей авиации, но ничего, пройдет время — и все будет в порядке. К моему счастью, медик Артем Прокофьев остался жив. Ему оторвало ухо полностью, он потерял много крови, но он жив. Я очень рад. Артем помог очень многим людям.
Снаружи замка сотни тухнущих на жаре трупов партизан. В самом замке начались непонятные пожары, вспыхивающие то тут, то там. Замок хорошо заблокирован, мы следим за воротами, всеми бойницами, за каждой щелью, но после я понимаю, что с семьюдесятью людьми личного состава защитить или даже охранять такую громадину эффективно вряд ли смогу.
Приказываю всем заняться закладыванием нижних бойниц крепостной стены. Когда все сделано — хоть и наспех, — все-таки какая-то защита у нас есть, мы покидаем ратушу и группируемся вокруг храма. Занимаем сам храм, а также несколько прилегающих к нему домов. Все устали, но времени нет совсем. На нас напали утром, а ближе к вечеру на центральной площади замка, где и всегда, совершил посадку вертолет с авиационным офицером. Офицер долго меня расспрашивал: откуда могли прийти партизаны, где могли быть их скопления, — для того, чтобы нанести туда еще авиационные удары, силами штурмовиков и штурмовых вертолетов.
Я припомнил, что когда мы отбивали партизанскую атаку, то заметил среди партизан лица, виденные мною в лагере, расположенном недалеко от замка, — значит, делаю я вывод, командир того отряда меня обманул, сказав мне, что его отряд в действиях против нас участвовать не будет. Его никто не тянул за язык, а командир должен быть хозяином своих слов. Мщу ему и его отряду, сообщая координаты его «шакальего логова» в лесу. Да, они поймут, кто навел авиацию, да, они будут мстить. Да, у нас были некоторые договоренности о невмешательстве. Но не мы, а они их первыми нарушили. Месть на войне почти никогда не кончается.
Прошу офицера повременить с налетом на партизан, а выслать лучше санитарные вертолеты для наших двенадцати раненых. Офицер соглашается:
— Уже делаем! — и приказывает своему заму определить необходимое количество вертолетов.
Смотря вокруг себя на этот уютненький городишко в окружении крепостных стен, он замечает, что:
— Вам не плохо бы подкрепленья бы!
Я лишь ухмыляюсь:
— Ничего, сами справимся.