Сказал:

— Привет, малой. Давно не видел тебя. Соскучился.

А мысленно добавил: «Мы не виделись с тобой больше сорока лет!»

Мама сменила меня около телевизора.

А мы с Кириллом ушли в соседний двор, где уже бренчал на гитаре Артур Прохоров.

Артур встретил меня вполне искренней улыбкой. Пожал мою руку.

Я увидел, что кожа не его правой руке ещё гладкая, без следов от ожога. С нескрываемым интересом рассмотрел «Артурика» (так его величал мой брат) — совсем ещё молодого чуть сутулого парня, со щёгольскими тонкими тёмными усами и с хитрым взглядом. Отметил, что Прохоров пока сохранял на голове аккуратно зачёсанные на бок жидкие чёрные волосы. И ещё не стал тем хмурым, постоянно кашлявшим и дымившим сигаретой пожилым мужиком, с которым я попрощался за день до купания в Средиземном море.

— Серый тоже собрался вместе с нами на экономический, — сообщил приятелю Кирилл.

Прохоров кивнул.

— Мудрое решение, — сказал он. — Поздравляю. В стране станет на одного экономиста больше.

Я забрал у Артура гитару, погладил рукой струны.

Пальцы поначалу передвигались по струнам неуклюже.

Краем глаза я заметил снисходительную усмешку на лице Прохорова. Не оставил попыток.

И уже к концу вступления я узнал мелодию — улыбнулся.

— Расплескалась синева, расплескалась, — пропел я, — по тельняшкам разлилась, по беретам…

Посмотрел на лица парней.

«В прошлый раз диплом экономиста получил только Артур, — вспомнил я. — Меня отчислили на втором курсе. А Кира арестовали на третьем…»

— … Даже в сердце синева затерялась…

Я взглянул своему брату в глаза.

В той жизни, которую я всё ещё помнил, мой младший брат навсегда остался для меня молодым. Кирилл завершал обучение на втором курсе института, когда его обвинили в совершении тройного убийства. В тысяча девятьсот семьдесят пятом году его признали виновным и приговорили к исключительной мере наказания. А в начале тысяча девятьсот семьдесят девятого года приговор привели в исполнение — за год и четыре месяца до начала Олимпийских игр в Москве.