– Он был очень возбудимый, увлекающийся человек. Человек богатой, порой необузданной фантазии…
И хотя Королев в обычном, «служебном», общении эту свою склонность к увлечениям и приверженность к фантазии, естественно, несколько припрятывал, поверить в сказанное Тихонравовым, в общем, нетрудно. Но вот Феоктистов – по внешним проявлениям своего темперамента едва ли не полный антипод Королева. И вдруг от Феоктистова мы слышим, что, в его представлении, в человеке «главный талант – увлеченность»! А говоря о попытках найти в беспредельном космосе «следы деятельности каких-то других разумных обществ, засечь сигналы внеземной цивилизации», он признается, что хотя «всерьез такую проблему мы пока не воспринимаем», но ему в это «хочется верить, скажем так, потому что очень уж грустно, если мы одиноки в мире…».
Согласитесь, такой повод для грусти не очень-то вяжется с устоявшейся в литературе фигурой рационального, суховато мыслящего, чем-то похожего на создаваемые им машины ученого – конструктора.
Чего уж после этого ожидать от людей литературы и искусства. И действительно, Назым Хикмет на вопрос журналиста Н. Мара, что он хотел бы увидеть на Луне, если бы полетел на нее, ответил – ответил в январе 1962 года, когда полет на Луну еще воспринимался большинством людей на Земле как чистая фантазия (опять она!):
– Новые краски, формы, которых не знает Земля. Слушая Гагарина и Титова, я понял, что, например, черный цвет там абсолютно черный… Замечу, кстати, что покорение космоса оказывает большое влияние на искусство… Космос будет влиять и на литературу – он требует от писателя большого кругозора и глубины…
Влияние на искусство… Влияние на литературу… Право же, довольно весомое дополнение к тому, что мы говорили по вопросу о том, «а кому он нужен, этот космос?».
И по-человечески очень понятно, почему, особенно в первые годы полетов пилотируемых космических кораблей, многих из нас так потянуло на романтические преувеличения или, по крайней мере, на романтически преувеличенные формулировки. Взять, к примеру, хотя бы выражение: «рейс к звездам», тысячу раз приложенное к орбитальным полетам. Ведь если нарисовать, соблюдая масштабы, земной шар и огибающую его траекторию такого полета, то линия пути космического корабля практически сольется с линией земной поверхности, – ну что, в самом деле, составляет высота полета в 400–500 километров по сравнению с двенадцатью с половиной тысячами километров – диаметром нашей планеты!.. Так что, строго говоря, это «звездное» плавание – плавание довольно каботажное. По сути дела…
По нашему душевному восприятию – нет! Только звездное – и ни капли меньше!
Откуда возникло такое восприятие? Интуитивно это понятно, наверное, каждому, но особенно четко я понял, в чем тут дело, прочитав очень понравившуюся мне книгу моряка и писателя Виктора Конецкого «Среди мифов и рифов». Участвуя в экспедиции в Атлантику в качестве второго помощника капитана – «секонда» – судна «Невель», он неожиданно получил возможность как бы прикоснуться к космосу. Задачей экспедиции было радиослежение с «той» стороны земного шара за советской космической станцией, которая отправлялась на Луну. Поначалу Конецкий – профессиональный моряк, привыкший к тому, что флот (недаром именуемый торговым или коммерческим) выполняет задачи гораздо более конкретно хозяйственные, – относился к стоявшим перед экспедицией проблемам с известной долей скепсиса. Обнаружив под заголовком морской карты примечание: «На территории Португальской Гвинеи и Сьерра-Леоне речки, показанные точечным пунктиром, даны гипотетически…» – Виктор Викторович ворчливо замечает: «Мы Земли не знаем, а лезем на Луну…» И все же с секундомером в руках проверяет («Ради праздного любопытства») совпадение фактического момента появления сигнала лунной станции с расчетным. А главное – задает «в темноту» вопрос: «Там летит какой-нибудь парень?» Вот в этом-то, я убежден, все дело! Наличие на борту космического корабля «какого-нибудь парня» (или «каких-нибудь парней») существенно меняет ситуацию. Для скепсиса места больше на остается. Это, может быть, трудно объяснить словами, но по психологии человеческой – это так. Поставить мысленно себя – лично себя – на место любого, пусть самого хитрого, автомата мы не можем. А на место другого человека – можем. И, думая о космических полетах, каждый из нас пусть подсознательно, но неизбежно делает это. Отсюда и то самое восприятие…
…За годы, прошедшие со дня полета первого «Востока», человек на борту космического корабля утвердился прочно. Поразительно умножились и расширились его функции. А вслед за этим – иначе в жизни не бывает – еще больше возросла и ответственность. Но новая ответственность – это и новые мысли, новые переживания, новые поводы для беспокойства.
Космонавт В. В. Лебедев, проработавший вместе с А. Н. Березовым на станции «Салют-7» более семи месяцев (это была для своего времени самая длительная экспедиция в истории мировой космонавтики), рассказывал, какую дополнительную – еще одну! – эмоциональную нагрузку влекут за собой эти новые, непрестанно расширяющиеся функции: «Вот, скажем, увидели пятно в океане. Похоже на мощные косяки рыбы. Доложили на Землю. Понимаем, что по нашему докладу двинутся целые рыболовные флотилии – десятки судов, тысячи людей! Тратят время, расходуют топливо, возможно, отказываются от каких-то других вариантов… А что, если пятно было какого-то другого происхождения и никакой рыбы там нет?! Или другой случай, еще почище: обнаружили мы на Земле места, вроде бы перспективные для поисков полезных ископаемых. И опять-таки отправятся с нашей подачи в путь геологические экспедиции – не одна и не две. Найдут они там что-нибудь или не найдут? Снова мы в ответе. Хотя бы сами перед собой. Только от этого – что сами перед собой – не легче…»
Вот какие новые – нравственные – грани обрела в наши дни работа космонавта. То есть, конечно, они присутствовали и раньше, с первого полета Гагарина, но сейчас расширились заметно. Правда, зато и разговоры на тему о том, «а что ему, собственно, там, в космосе, делать?», незаметно сошли на нет. Их заменили дискуссии вокруг другого – сходного по звучанию, но принципиально другого по смыслу – вопроса: а что именно ему там, в космосе, делать?
Вообще, на тему «человек или автомат» применительно к космосу споров было немало. В конце концов согласились на формулировке «и человек, и автомат». Правда, тут же начался новый тур дебатов – об оптимальном распределении функций между ними. До конца, насколько я понимаю, участники этих дебатов не договорились и по сей день, что и неудивительно: ведь речь идет о едва ли не самом тонком вопросе кибернетики, – но мне кажется, что суть дела вполне убедительно сформулировал К. П. Феоктистов. Все, что способен делать автомат, справедливо полагает он, должен делать автомат. Но на обитаемой орбитальной станции «экипаж может менять программу работы, находить оптимальные решения при возникновении непредвиденных, «незаинструктированных» ситуаций, обнаруживать и устранять неисправности. Всего этого автомат не может».
За подтверждениями дело не стало. Г. М. Гречко и Ю. В. Романенко выходили из станции «Салют-6» в открытый космос, и Гречко, пробравшись к стыковочному узлу, осмотрел его на предмет обнаружения возможных повреждений, возникших при неудавшейся ранее попытке причаливания к станции корабля «Союз-25». Гречко, произведя осмотр, дал четкое заключение: узел в порядке, стыковаться можно. И действительно, стыковка прилетевшего вскоре корабля «Союз-27» прошла нормально… Как много потребовалось в этой операции от космонавта! Не говоря даже о том, что выход в открытый космос – дело само по себе очень не пустяковое, какая нужна была инженерная квалификация, какое знание техники, чтобы компетентно судить о состоянии всех элементов узла и правильно разделить обнаруженные следы неудачной стыковки на существенные и несущественные! И какое испытание характера человека на то самое, о чем уже говорилось в этой книге, – на умение «взять на себя»!
На той же станции, в самом конце полугодовой экспедиции В. В. Рюмина и В. А. Ляхова, когда они уже собирались наконец возвращаться на Землю, случилось непредвиденное: раскрытая антенна радиотелескопа, которую положено было отстрелить, – не отстрелилась. Вернее, отстрелилась, но зацепилась за агрегатный отсек и не отошла от станции. Оставить ее «как есть» было невозможно – зацепившаяся антенна загораживала элементы станции, нужные для последующих стыковок. Все попытки сбросить антенну, «дергая» станцию двигателями ориентации, остались безрезультатными… И экипаж понял: надо выходить в открытый космос и отцепить антенну вручную. Выход – незапланированный, да еще в самом конце шестимесячного полета! Но, как шутили потом космонавты (потом можно было и шутить), «не было другого выхода, кроме выхода». И он был выполнен. Оба космонавта вышли в открытый космос, Рюмин продвинулся вдоль всей станции до антенны и столкнул ее!
Да, бывает, что и самый совершенный автомат нуждается в присутствии и помощи человека. Вторая станция «Викинг», запущенная американцами на Марс, села не вполне удачно: одной опорой на какой-то камешек. От этого аппарат перекосился и не смог выполнить полностью намеченную программу исследований. Ерундовая вроде бы неожиданность – и высокосовершенный автомат (а «Викинг» – очень много «умеющая» машина) ничего не может поделать. Даже «посмотреть» на злополучный камень – и то не может: он вне поля зрения «Викинга»… А был бы там человек!.. Хотя, наверное, рано или поздно – будет.
Или вот другой, более близкий нам пример. Основным способом такой сложной и ответственной операции, как сближение и стыковка космических кораблей, стало автоматическое управление. И тем не менее… Когда корабль «Союз Т-6» с советско-французским экипажем подходил к станции «Салют-7», выяснилось (это «подсказала» бортовая ЭВМ, совсем без автоматики дело, как мы видим, не обошлось), что условия сближения неблагоприятны для стыковки. Тогда командир экипажа В. А. Джанибеков решительно включил ручное управление, произвел нужный маневр и вывел корабль в верное положение. Стыковка произошла нормально… Возможно, что тут, в отличие от рассказанного случая с кораблем «Викинг», автоматика в конце концов справилась бы и сама. Но – более долгим, не оптимальным путем, израсходовав больше энергетических ресурсов, запас которых на космическом корабле, даже современном, не безграничен.
Самый блестящий, непревзойденный пример того, на что способен человек в космосе, дали Владимир Джанибеков и Виктор Савиных, спасшие от гибели орбитальную станцию «Салют-7». Она летала уже некоторое время в беспилотном режиме без экипажа на борту – и вдруг «замолчала»: перестала реагировать на команды с Земли, не выдавала никакой информации, не отвечала на запросы. Это случилось в начале 1985 года.
Уверенности в том, что станцию можно спасти, конечно, не было. И все же решили попробовать.
Полетели «пробовать» Джанибеков и Савиных. Первое, что им нужно было сделать, это состыковаться с «Салютом». Исправная станция, подчиняясь автоматике, сама способствует этому – как бы «подставляется» своим стыковочным узлом под стыковочный узел приближающегося корабля. А тут она не только не подставлялась, но, напротив, произвольно вращаясь, «уворачивалась» от корабля. Исключительное искусство потребовалось в этой акробатической стыковке от Джанибекова!