Он пожимает плечами:
— Эти гены снова всплывут. Кто сказал, что он не посеял свое семя в других местах? Кто сказал, что этого не сделал я? — Он улыбается. — Я не был первым, сомневаюсь, что я буду последним. Наша раса выживет при любых обстоятельствах.
Меня посещает единственная и ужасная мысль: «Неужели я
Моя рука с пистолетом, лежащая на коленях, трясется.
Голос в голове звучит слабо, но все настойчивее.
Я хмурюсь:
— Раса? О какой расе речь?
— Первобытных охотников. Двуногих хищников.
— А, верно. Все то же дерьмо.
Сердце пропускает удар, когда я вижу, что рука, держащая нож у горла Бонни, сжимается так, что белеют костяшки пальцев. Но он тут же расслабляется и хихикает.
— Сейчас скажу, к чему я веду, что самое главное, Смоуки, радость моя. Это не важно, что вы меня поймали. В конечном счете я был настоящим. Куда более настоящим, чем мой отец. Он ведь так никогда и не отыскал своего Абберлайна. А мои последователи? — Сейчас он напоминает мне прихорашивающуюся птицу. — Это было весьма оригинально. — Он снова выглядывает из-за девочки. — Кроме того, у меня есть для вас парочка предложений. Немного развлечения напоследок.
Впервые с того момента, как начала трястись рука, голос у меня в голове замолкает. Вкрадывается тревога.
— Какие такие предложения?
— Несколько шрамов на всю жизнь, Смоуки. Я хочу оставить на вас свой след и дать вам кое-что взамен.
— О чем ты толкуешь, мать твою?
— Если я скажу вам: «Застрелитесь, и я отпущу Бонни и Элайну», вы мне поверите?
— Разумеется, нет.
— Конечно. Но если я скажу: «Порежьте себе лицо, и я отпущу Элайну…»
Моя тревога нарастает. Я снова начинаю потеть.
— А-а… видите? В этом и удовольствие иметь дело с такими ставками, Смоуки. Вам придется подумать, не правда ли? — Он смеется. — Тут много вариантов. Например: ничего не делайте, продолжайте сидеть, ждите, когда я их отпущу — или убью. А можете исполосовать себя ножом — и все останется по-прежнему… Или порежьте себя, и я