— Я все понимаю… — Лена посмотрела в окно. Мимо проплывали заброшенные дома, с заросшими высокой травой подъездами, выбитыми окнами. Нижняя часть города казалась необитаемой, хотя Грин знал. Что это не так: где-то там, в этих руинах, все еще скрывались людоеды. — Только жалко. Там же могилы наших родных. Там дом…
— Надо думать о живых, — сказал с переднего сиденья Грин. — Мертвым уже все равно.
— Ты видел, как мама Роберта убивалась? — спросила Лена. Мама Роберта наотрез отказывалась ехать, Как и уговаривал ее Даник, она стояла на своем: не поеду, и все тут. Могилы мужа и сына казались ей важнее всего на свете. Данику пришлось подсыпать ей в чай снотворного.
Людям тяжело было покидать свои дома, бросать нажитое добро. Если бы не наступление сарацин, многие бы отказались уезжать. Но, перед лицом опасности, за предложение Грина ухватились с радостью. Только горькая это была радость. Брали, впрочем, не всех: только и друзей родственников заговорщиков, да еще людей из старых Семей, тех, что были с Коцюбой еще до штурма туннеля. Поехал с Грином и Амир со своей семьей. Заехал за своими в промзону Бени. Никита, еще в Поселке, отлучился, привел собой мальчика. Грин сразу того узнал, это был младший из мальчиков коменданта.
— Ты сказал, что я могу привести кого угодно, — будто оправдываясь, сказал Никита.
— Так и есть, — кивнул Грин. — А у вас с ним что…?
— Ничего, мы просто друзья, — ответил Никита. — Даже если и есть, что с того?
— Нет проблем, — сказал Грин, и пожал мальчику руку: — Добро пожаловать к нам. У тебя родные есть?
— Я сирота, — ответил мальчик.
Оставшиеся в порту приветствовали въехавшую колонну радостными криками, и кинулись встречать родных. Улыбаясь и перешучиваясь, люди поднимались на борт корабля. Впрочем, радовались не все. Плакали родственники троих ребят, погибших при захвате порта. Мама Дениса бросилась разыскивать сына. Который не вышел ее встречать, и нашла под навесом на моле. Теперь они сидели вместе, рядом топтался Галь. Мама гладила Дениса по волосам, и что-то шептала ему на ухо. Грин не стал походить, решив, что маме виднее, что сказать сыну.
Миновав домик с навесом, Грин остолбенел: за домиком, на пластмассовых стульях для пикника, сидели люди. Грин сразу же узнал Эрика — тот сидел с непокрытой головой, ветер играл в растрепанной белой шевелюре. Рядом с ним сидел Джек, а вокруг них, молчаливые, сидели дети, больше сорока человек.
— Эмиль! — рявкнул Грин так, что в горле у него запершило. Подбежал Эмиль. Грин посмотрел на него, и громко спросил: — Почему тут посторонние?!
— Так это же Эрик… И индиго… Какие же они посторонние? — удивился Эмиль.
— Значит так! Чтоб через десять минут их здесь не было. Всех за ворота! Надеюсь, на корабль ты никого не пустил?
— Н-нет, не пустил. Но, как же это? Они же наши!
— Э, Грин, так дело не пойдет, — Эрик встал со стула, но тут же сел. На него смотрело черное дуло пистолета. Когда надо, Грин умел быть очень быстрым. Рука у него не дрожала, и Эрик счел за лучшее не связываться.
— Всех за ворота! — повторил Грин. — Кто будет сопротивляться, огонь на поражение!
— Опусти оружие, Грин. Здесь нет твоих врагов, — словно не видя пистолета, поднялся Джек, и подошел к Грину. — Нам надо поговорить.
— Ладно, — Грин спрятал пистолет. Индиго смотрели на него, десятки пронзительных детских глаз. — Пойдем, — он за локоть отвел Джека в сторону. Они пошли по молу до носа корабля, и остановились. — Говори, только быстро, — бросил Грин.
— Ты должен взять нас с собой, — быстро сказал Джек.