Древняя ёкай аж задохнулась, от распирающего ее возмущения и обиды.

— Может для тебя все происходящее и нормально, но для любого другого это был бы конец! Вся моя жизнь одна большая ошибка, а ты… — вдруг лицо женщины судорожно задергалось, пока не исказилось от душевной боли.

— Хотя откуда это знать такому, как ты? — неожиданно сказала, как выругалась Минору.

— Что ты имеешь в виду? — лицо мужчины было подобно статуе, столь неподвижным и отстранённым оно было.

— Ну как же? — издевательски пропела ламия. — Ты вообще давно на себя смотрел? Что в тебе вообще осталось от человека? Ты монстр и чудовище хуже, чем когда-либо мог стать какой-нибудь злой ёкай. В тебе нет ни жалости, ни даже просто души. Ты задавал себе вообще вопрос, человек ли ты еще? Когда я смотрю на тебя, мне одновременно жалко тебя и не по себе. Мне, древней ёкай, не по себе! Это должно что-то говорить, тебе не кажется?

Выдохнувшаяся ёкай опустошенно замолчала, тяжело дыша. Напротив, же нее все так же стоял Змея, рассматривая ее через прищуренные веки.

— В этом мы с тобой похожи, — ламия непонимающе замерла. — В моих глазах ты тоже вызываешь лишь жалость. — от безжалостных слов Ордынцева Минору ощутимо дернулась, будто от пощёчины.

— Касательно же эмоций и некой «человечности», — эти слова Ордынцева сказал так, словно держал ядовитую змею. — То я рад, что у меня их нет. Если отсутствие этих качеств позволит мне не выглядеть столь плачевно, как ты, то я рад, что эти цепи меня больше не сковывают.

Минору не нашлась что сказать, уж слишком сильная убежденность звучала в речи Широ.

— Касательно же твоих страданий и проблем, то хочу тебе напомнить, — тон Змея неуловимо изменился. — Что прямо сейчас, в эту самую секунду, десятки, а возможно и сотни людей теряют свои дома, видят, как на их глазах режут и насилуют их родных. Их детей уводят в рабство, а их головы пополняют трупные кучи победителей. Этот мир страдает и твои страдания на общем фоне ничто. Очнись Минору, всем глубоко плевать на то, что творится у тебя в душе.

Ордынцев презрительно скривился.

— Но все это бессмысленные разговоры. Важно лишь то, что ты хочешь и можешь сделать. В данный момент ты можешь пойти и поймать мне подопытных, чтобы помочь в лечении своего Короля змей. Или ты можешь продолжать униженно ползать на полу подобно червю и наплевать на своего господина. В конце концов, он уже сотни лет гниет. Погниет и еще пару лет, глядишь не испортится. Итак, что ты выберешь? Мне искать других исполнителей?

Сложно сказать, что творилось в душе ламии, когда она смотрела на посмевшего с ней разговаривать таким тоном человечишку.

Стас допускал, что она могла и кинуться, поэтому имплантированные в стены печати Сатоши были наготове.

Но к счастью это не пригодилось.

— Не нужно. Я приведу… Пленных.

— Рад слышать, — Ордынцев резко развернулся и двинулся прочь. — У нас осталось очень мало времени. Поспеши.

Больше не говоря ни слова, он вышел, закрыв дверь, оставив Минору в одиночестве в темной комнате.

*****

— Правильно ли я тебя понял, — медленно повторил Сатоши. — Ты хочешь… Имплантировать технику в свое тело?