— И впрямь. — обе ёкай дружно посмотрели вперед.

— Надо быть осторожнее. — кумо быстро развернулась и развела руки в стороны. Мгновение и между ее пальцами вспыхнули несильным беловатым светом тончайшие нити, которые, повинуясь ловким движениям пальцев и рук, начали сплетаться в светящуюся паутину.

Кэтсуя встряхнула руками и в каждой ладони осталась миниатюрная энергетическая конструкция, одну из которых она впечатала в грудь Каэды.

В ту же секунду кутисакэ-онна начала мерцать, становясь расплывчатой и сливаясь с окружающим пространством. При этом ее духовная энергетика тоже рассеялась, как дым.

Вторую паутинку кумо приложила уже к себе.

— Двигайся за мной, но тихо. — резко отдала старшая приказ, и молодая ёкай лишь дёргано кивнула. Теперь она тоже чувствовала странный привкус местной энергетики. И ее это беспокоило.

Время шуток закончилось.

Каэда не знала, что так обеспокоило сдержанную паучиху, но это было явно что-то очень серьезное.

До этого она видела ее в таком состоянии лишь когда имелась угроза ее любимому Канси.

Заросли и кусты почти не задерживали нечеловечески ловких девушек, которые еле видимыми тенями пробирались вперед, приближаясь к все усиливающемуся шуму голосов.

Становилось понятно, что впереди собралось очень много людей.

В какой-то момент вместо очередного дерева перед глазами путешественниц оказалась пустота.

А в следующую секунду перед ними открылось достаточно впечатляющее зрелище.

Раньше это место совершенно точно было деревней. Пустыри, на которых покоились дома, все еще выделялись относительно остальной земли.

Но теперь все дерево, доски, веревки и черепица пошли в ход на постройку одного единственного сооружения, возвышающегося на многие метры вверх.

Одного взгляда на эту постройку хватало, чтобы вызвать тошноту и неприятие, но глаза все равно не могли оторваться от завораживающе отвратительных контуров.

Несмотря на свои внушительные размеры, вся конструкция постоянно шаталась и нестерпимо скрипела, словно грозясь рухнуть в любой момент.

Но вопреки всякой логике она продолжала упрямо стоять, уродуя собой само мироздание.

Каждая доска, каждый кусок черепицы или гвоздь несли на себе ужасающие символы и знаки, от которых начинала болеть голова и мутиться сознание.

При первом взгляде, трудно было определить, что же собой представляет это непотребство, но мучительное осознание все же рассеивало блаженное неведение.