— Мои родители продолжали бы считать меня частью семьи. Кстати, они и считали — даже после твоего прихода. Они ждали, что для меня интересы семьи по-прежнему будут на первом месте. Отец был потрясен, когда я объяснила ему, что скорее выполню твои повеления, чем его. И мне было очень одиноко, когда я прогневила тебя и ты от меня отвернулся... — Ариадна вздрогнула, а потом, вспомнив, что примирило их, поинтересовалась: — Как Эрос?

— Жив, но ему очень плохо — и будет плохо еще какое-то время. Бедняга. И прибавь сюда душевные муки — он все пытается понять, зачем Психея это сделала с ним.

— Хотела бы я сказать тебе больше, — чуть нахмурясь, вздохнула Ариадна. — Но я знаю только, что Психея хотела рассеять тьму, потому что испытывала любовь к тому, что скрывалось в ней, но больше ничего твое Видение мне не открыло. — Она вопросительно наклонила голову: — А что, Дар Эроса — скрывать себя?

— Нет, изначально Дар Эроса — влюблять в себя всех, кто его видит.

— И он использовал его, чтобы шпионить для Крона, хотя знал, что Крон почти наверняка убьет тех, кого он предал? — Ариадна перевела дыхание. — И об этом создании ты печешься так, что довел себя едва ли не до болезни?

— Сейчас он не таков, — возразил Дионис. — То, о чем ты читаешь, происходило зоны назад. Бедняга Эрос был страшно наказан. Афродиту заставили зачаровать его так, что вместо любви он стал вызывать столь же сильное отвращение.

— Афродита? — повторила Ариадна. — Та самая Афродита, что едва не убила Психею за то, что та причинила Эросу боль? Зачем она это сделала?

— Потому что так решили все остальные и потребовали от нее наложить чары. Афродита не умеет сопротивляться. И он действительно творил зло. Он заслужил наказание.

— Верно, но зачем заставлять наказывать его Афродиту, которая так его любит? Почему этого не сделали Зевс или Гадес, которых его поступки могли погубить?

Вид у Диониса стал озадаченным донельзя.

— Потому, полагаю, что Дар Эроса еще действовал, и для них была непереносима мысль убить его. В конце концов, все, что мог бы сделать Зевс, — это поразить его молнией, а Гадес — погрузить в землю и сомкнуть ее над его головой, но тогда он умер бы, а они не хотели терять его навсегда — ни убивать, ни иссушать его силу, ни изгонять с Олимпа.

Пришел черед Ариадне выглядеть озадаченно.

— Но если Афродита смогла так изменить его Дар, что вместо того, чтобы обольщать, он отвращал, почему Зевс или Гадес не могли сделать того же?

— Потому что внушать и прогонять любовь — не их Лао. — Дионис склонил голову набок. — Любой из них, конечно, мог бы взять заклинание у Афродиты и наложить его сам, но, во-первых, оно было бы не таким действенным, как если бы его творила Афродита, а во-вторых, — Дионис хмыкнул, — по-моему, имея дело с Даром Эроса, никто из них не доверял самому себе, не верил, что вообще сумеет заколдовать его. А Афродита, чей Дар — тоже внушать Любовь, совершенно неподвластна Эросу.

— Однако она ему очень предана.

— Да — как другу. Они вместе уже многие тысячелетия. Как ее не трогал его Дар, так не затронуло и обращение этого Дара. Она предоставила ему приют, когда никто не мог вынести его присутствия, а он отдал ей свое служение и преданность. Они не делят друг с другом ложе и не желают этого. Друг для друга они — тихая пристань.

Ариадна быстро, искоса глянула на Диониса. Эроса и Афродиту это, может, и устраивает, а вот ее роль тихой пристани для Диониса не подходит никак. Она поспешно заговорила, стремясь отвлечь его от опасной для себя мысли:

— И все же я не понимаю. Если у Зевса хватило могущества защититься от Крона...

— Но то был его Дар. Зевс может призывать молнии. Обычно он пользуется одиночными — чтобы поразить, как стрелой, устрашить, потрясти, уничтожить. Но против Крона он возвел щит из зарниц, так что Крон, пытаясь вытянуть Зевсово тепло, поглотил его слишком много — и был выжжен сам. Когда он ослабел, Зевс лишил его Силы.

— Это что — тоже Дар Зевса?