– Рад за тебя.

– И хорошо. Это был к’риснан. Он пришел сказать, что пропал Брутен Трана. Подозревает, что Карос Инвиктад или канцлер осуществили месть. Они убили Брутена Трану. Кровь Тисте Эдур на их руках.

– Твой к’риснан может всё доказать?

– Он идет по следу, но не выражает особой надежды на успех. Но я хотела поговорить не об этом.

– Думаешь, я равнодушен к пролитию летерийцами эдурской крови?

– Равнодушен? Нет, муженек. Беспомощен. Что, снова прервешь меня?

Томад промолчал, не согласившись, а просто не найдя слов. Нечего сказать. Ей. Всем.

– Хорошо, – произнесла жена. – Скажу так. Думаю, к’риснан солгал.

– Насчет чего?

– Думаю, он знает, что именно случилось с Брутеном Траной. Он пришел за советом к жене, чтобы достучаться до мужа. Он желал вначале оценить мою первую реакцию на рассказ, затем изучить реакцию более взвешенную, по прошествии дней. Озвучивая подозрения, пусть и лживые, он также желал подхлестнуть в нас растущую ненависть к летерийцам. Подтолкнуть нас к мщению, заставив начать подковерную борьбу. Это может отвлечь Гнола и Кароса.

– Отвлекшись, они – может быть – не распознают более опасной угрозы, к которой имеет отношение пропавший Трана.

– Отлично, муж. Ты можешь быть трусом, но ты не дурак. – Она помолчала, отведав вина, а затем продолжила: – Это уже что-то.

– Долго ли ты будешь шпынять меня, жена?

– Сколько необходимо.

– Мы были не здесь. Мы плавали по другой половине треклятого мира. Вернулись – и застали заговор, торжествующий, сильный, хорошо окопавшийся. Мы вернулись, чтобы понять: мы потерялись.

– Пора вернуть себе победу.

– Нам не победить, Уруфь. Рулад безумен. Его сломило предательство Низали.

– Лучше мертвая сука, чем сука, вставшая у нас на пути. Рулад повторяет свои ошибки. – Он избавился от раба Удинааса – и привязался к ней. Он не умеет учиться.

Томад позволил себе горькую усмешку: – Не умеет учиться. Как все мы, Уруфь. Мы увидели, что Летер – это яд. Мы хорошо поняли его опасность – и пошли на завоевание, стремясь навсегда устранить эту опасность. Или… мы так думали.

– Летер пожал нас.