Под прямое подозрение попали приближенные к царевичу люди: начальник петербургского адмиралтейства А. В. Кикин, духовник Я. И. Игнатьев, камердинер Иван Афанасьев, мать царевича — инокиня Евдокия Лопухина и многие другие. На допросах, проходивших в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, Алексей назвал всех, кто был вовлечен в его побег. При этом свою роль Алексей определял как зависимую и подневольную. Розыск в суздальском монастыре, куда была заточена Евдокия, показал, что многие насельники монастыря сочувствовали бывшей царице. В их числе оказались любовник Евдокии Степан Глебов, игуменья монастыря Марфа, ключарь Федор Пустынный, несколько монахинь. Более того, поддержку Евдокии выражал епископ Ростовский и Ярославский Досифей. Все они были казнены как участники заговора против царя. Евдокия Лопухина была предана наказанию кнутом и сослана на север, в староладожский монастырь.
После завершения допросов и казней основных преступников Алексей надеялся на дальнейшую спокойную жизнь вдалеке от государственных волнений и перипетий. Об этом он писал своей любовнице Ефросинье Федоровой еще в письме от 3 (14) февраля 1718 года, в день своего отречения:
На допросах Ефросинья дала показания, изобличающие царевича в намерении воспользоваться войсками зарубежных монархов и низвергнуть отца с российского престола. От Ефросиньи следователи получили письма, написанные царевичем в адрес сенаторов и архиереев во время пребывания за границей. В них он указывал на свое вынужденное временное отлучение от отечества и призывал не верить слухам о своей гибели. Об этих письмах царевич ранее на допросах не упоминал. Ефросинья вспомнила и о других тайных письмах, которые царевич писал одному из архиереев (к кому именно, она не помнила), а также о многочисленных жалобах на отца своего императору Священной Римской империи.
С ее показаний следователями было записано:
«Сказывал си он же Царевич о возмущении, что будто в Мекленбургии в войске бунт, и то будто он слышал из курантных ведомостей, а по том ей же сказывал, уже де бунт в городах близко Москвы, и то из писем прямых, а от кого не сказал, и радовался тому, и говаривал, вот же Бог делает свое. А про побеге де Царевичев ведали, что он же си сказывал, четверо, в том числе, и Царевна Марья Алексеевна [еще Кикин, Афанасьев и Дубровский. —
На очной ставке Ефросинья повторила свои показания, а царевич поначалу «запирался» (возражал), но затем во многом сознался. Обнаруженные факты стали предметом судебного рассмотрения. 13 (24) июня 1718 года царь объявил духовенству и светским чинам о передаче дела царевича на их суд. Отказ самостоятельно вынести решение Петр I объяснил желанием избежать ошибки и разрешить дело максимально объективно. В своем обращении царь сравнил ситуацию личного рассмотрения преступного деяния своего сына с предвзятостью врача при лечении собственной болезни.
В состав Верховного суда вошли светские чины — министры, сенаторы, военные и гражданские сановники, всего 127 человек, и этот суд потребовал от подсудимого дать ответы на дополнительные вопросы о его преступном замысле. Получив эти дополнительные ответы и пояснения царевича, министры и сенаторы повелели сделать выписки из Божественного Писания обоих Заветов, а также из Соборного уложения 1649 года и военного артикула, касающиеся определения наказания, «чего оные преступления достойны».
В Соборном уложении таким образом был отмечен двойной состав преступления. Первый:
«Будет кто каким умышлением начнет мыслить на государское здоровье злое дело, и про то его злое умышление кто известит, и по тому извету про то его злое умышление сыщется допряма, что он на царское величество злое дело мыслил, и делать хотел, и такова по сыску казнить смертию» (статья 1 главы 2). Второй: «Также будет кто при державе царского величества, хотя Московским государством завладеть и государем быть и для того своего злого умышления начнет рать собирать, или кто царского величества с недруги начнет дружиться, и советными грамотами ссылаться, и помочь им всячески чинить, чтобы тем государевым недругом, по его ссылке, Московским государством завладеть, или какое дурно учинить, и про то на него кто известит, и по тому извету сыщется про тое его измену допряма, и такова изменника по тому же казнити смертию» (статья 2 главы 2).»
В свою очередь, исполняя царское указание, духовенство составило письменное заключение — «Рассуждение духовного чина», и 21 июня (2 июля) 1718 года Толстой в присутствии сенаторов его огласил. В «Рассуждении» церковные чины указали на отсутствие полномочий решать такого рода дела:
Тем не менее, «повеление монаршеское исполняючи», духовные чины привели выдержки из Ветхого и Нового Заветов и недвусмысленно повторили притчу о царе Давиде и его сыне Авессаломе. Согласно Священному Писанию, Давид строго приказал своим воинам сохранить жизнь восставшему против него сыну, но те в пылу битвы убили Авессалома, пронзив его стрелами.
24 июня (5 июля) 1718 года, приняв во внимание мнение духовенства, министры и сенаторы, военные и гражданские чины
Согласно официальной версии событий, 26 июня (7 июля) 1718 года царевич, выслушав приговор, пришел в ужас и, испросив прощения государя за содеянное, скончался от удара. Известно, однако, что на допросах до и после вынесения приговора царевича подвергали пыткам, чтобы выяснить у него имена всех прямых и косвенных соучастников измены. Обострившаяся болезнь на фоне истязаний вполне могла привести к трагическому исходу.
Новый наследник, Петр Петрович, внезапно умрет менее чем через год после смерти царевича Алексея, не достигнув четырехлетнего возраста. Единственный сын Алексея Петр Алексеевич в 1727 году станет российским императором, но спустя три года заболеет и скончается, не дожив до пятнадцати лет. Так прервется правящий род Романовых по мужской линии. В стране обострится борьба за власть между различными заинтересованными группами, и в полную мощь развернется эпоха дворцовых переворотов.
ДЕЛО ЧЕТВЕРТОЕ
Емельян Пугачев: восставшая степь
Восстание яицких казаков под предводительством Емельяна Ивановича Пугачева часто сравнивают с народным движением во главе со Степаном Разиным. Эти события отстоят друг от друга почти на век, но тем не менее действительно имеют много общего. В обоих случаях казацкий бунт начался на окраине страны и стремительно перерос в широкомасштабную крестьянскую войну.
Аналогично разинскому восстанию, пугачевский бунт расширялся за счет привлечения в ряды бунтовщиков представителей низших слоев общества — крестьян и мещан, а также местного этнического населения (татар, башкир, калмыков, чувашей). Похожи были подходы к агитационной работе и многое другое. Следуя в некотором роде традиции и повторяя опыт Разина, Пугачев попытался легализовать вооруженное выступление, причислив к рядам восставших убиенного императора Петра III. Отличие от разинского варианта заключалось в том, что Пугачев сам себя назвал царем и законным обладателем российского престола. Сравнение можно продолжать бесконечно. Однако, несмотря на все совпадения, пугачевское восстание оказалось явлением, по-новому представившим проблему взаимоотношений власти и народа.
В правление императрицы Екатерины II, на первый взгляд успешное и блистательное, в стране разразился глубокий кризис управления. Монаршее внимание концентрировалось прежде всего на вопросах столичной жизни, внешней политики и военного дела в ущерб развитию провинциальных территорий. Провинции верховная власть рассматривала исключительно как источник пополнения бюджета, рекрутов и сырья для военной промышленности, неумолимо набирающей обороты. Неудивительно, что такой подход привел к катастрофе, которая по своим характеристикам оказалась близка к гражданской войне. Восставшие казаки, крестьяне и городские жители фактически вступили в открытую борьбу с бюрократическим аппаратом государства, опиравшимся на дворянское сословие и армейскую элиту.
Прологом масштабного восстания послужило неповиновение яицкого казачества при выполнении государственных военных приказов. В 1769–1771 годах казаки отказались отправить свои отряды в действующую армию, а также отказались преследовать бежавших за пределы империи калмыков. Казаки посчитали эти приказы очередной попыткой столичных властей ограничить самоуправление казачьих областей и проявлением намерений имперского армейского командования включить казачье войско в структуру военного управления.