Разве не потому зреющие апельсины превратились в золотые яблоки в сказочных садах Шехерезады?
Тихо повернулся Мэк-Кормик к волшебному зрелищу и вспомнил пророчество туземцев.
— Все исполняется! — громко сказал он пустыне.
— Но и теперь еще, пока я жив и стою на этом месте, здесь в Сары-Язе, на песках, под которыми погребена древняя Фара, не твоя, но моя воля властвует здесь!
И он протянул руку вперед, туда, где должен был лежать Кон-и-Гут.
Глава XII
Из Парижа в Лондон
На круглом столе курительной комнаты парижского Старого клуба лежали две пары ног, блестевших лаком туфель.
Тот, перед которым стояла на сияющей, почти прозрачной тарелке рюмка Кло-де-Вужо, проговорил сквозь зубы:
— Значит, это конец карьеры?
— Понятно! — ответил голос, выходивший из развернутых листов газеты. — От лица ничего не осталось! Повреждены позвонки…
— Я слышала, что даже дома она носит вуаль…
— Воображаю, как прескверно должна она себя чувствовать! Из белокурой Венеры превратиться в урода! Но что собственно произошло? Она упала в люк?
— Наоборот! Когда поднимали сетку в третьем акте «Умирающего лебедя» для какого-то светового эффекта, Энесли зацепилась за нижний ее брус и на высоте занавеса выпала из нее, как из люльки.
— И?
— И больше ничего. Хорошо еще, что ее не подняли к самым колосникам.
— Итак, она стала уродом! Ну, а хан?
— Он гораздо больше занят политикой, чем ею.
— Ну, с политикой у него тоже дело совсем плохо!
— Восстание рокандцев?..