Фьельд не задумался ни на минуту. Он проскользнул туда с единственной мыслью найти во что бы то ни стало своих друзей. Потому что он знал, что другой конец длинного лассо был крепко обвязан вокруг стана Паквая.
Он очутился в трубообразном коридоре. В некоторых местах тот был так узок, что его широкие плечи, нагруженные вдобавок тяжелым ранцем, едва могли протиснуться дальше. Но зато его глаза постепенно привыкли к темноте, и у него хватило времени на то, чтобы обдумать свое положение.
Он начал уже ориентироваться, и, когда внезапно открылся выход из коридора, его ноги нашли опору на ступеньках, которые хотя и были очень круты, но не настолько, чтобы он не мог по ним приступить к равномерному спуску вниз.
Он услышал наверху слабый стук, и кругом него сразу наступила непроницаемая тьма: по-видимому, камень автоматически повернулся на свое место.
Воздух был прохладный и влажный, и звук текущей воды становился яснее. Он обвязал конец лассо вокруг своей руки и, найдя выступ поудобнее, начал тянуть его к себе. Лассо поддавалось легко и быстро. Значит, если Паквай даже и был сброшен вниз, то падение едва ли было так высоко, чтобы серьезно повредить ему.
Тут Фьельд, вспомнив о фонаре, вынул его из кармана и навел сильный рефлектор на дно шахты.
Зрелище, которое ему представилось, он никогда впоследствии не мог забыть.
На полу галереи, над рекой, текущей в нескольких метрах ниже ее, различил он распростертое тело Паквая. Вокруг него двигались, подобно клубку странных серых червей, несколько карликовых существ, которые были заняты тем, что связывали руки и ноги индейца. Его голова была покрыта платком. Даже на этом расстоянии Фьельд почуял запах того же самого усыпляющего средства, которое он уже заметил, когда осматривал спальный мешок Инесы.
Фьельд не был особенно удивлен. В дневнике профессора находилось подробное описание этих карликов Кономамаса. Но надо было иметь стальные нервы, чтобы стоять лицом к лицу перед этими существами, отвратительная дряхлость которых соединялась с юношеским проворством. Они были ростом не больше двух футов. Но годы стерли большинство черт, отличающих человеческую породу. Отвислая, высохшая и морщинистая кожа напоминала кожу слона. Они охотнее ползали, чем ходили, и напоминали тогда стволы самых старых деревьев в лесу. Тонкий слой слизи указывал на то, что они часто бывают в воде. Глаза были красные, слезящиеся, с почти фосфорическим блеском.
Несмотря на отвратительную и отталкивающую внешность этих карликов, Фьельд все-таки впоследствии заметил, что их движения не лишены были некоторого достоинства — в этих движениях сказывалась благородная, древняя раса.
Их голоса приглушились до легкого свиста. По-видимому, они были привычны к темноте. Резкий свет фонаря Фьельда заставил их мигать глазами и натыкаться друг на друга. Некоторые даже нырнули в воду. Но какая-то угроза, произнесенная, очевидно, одним из вождей, вернула их к берегу.
Фьельд воспользовался их замешательством. Он прикрепил фонарь к своему поясу, крепко намотал на руку лассо и, прежде чем карлики могли помешать ему, притянул к себе находящегося в полусознательном состоянии Паквая и окунул его в реку, чтобы освежить.
Этот маневр оказался весьма целесообразным. Потому что, когда Фьельд начал поднимать его на уступ, где он стоял сам, Паквай был уже в состоянии помогать себе руками и ногами. Через несколько минут оба друга стояли рядом на узком скалистом уступе. Но их положение было не такое уж блестящее. Обратный путь был закрыт, а искусственный или естественный туннель вел, очевидно, прямо в царство карликов, и судьба, ожидающая их там, была не из тех, к которым человеку свойственно стремиться с нетерпением.
Но все же они были пока господами положения.
Белый, неподвижный глаз, устремленный так пристально на необыкновенных человечков внизу, начал причинять им мучительные страдания. Их красные глаза щурились и источали крупные слезы. Они сталкивались между собой со своеобразным фырканьем, бывшим у этих зловещих созданий, по-видимому, выражением гнева и брани.
Паквай быстро пришел в себя.
— Мы попали, кажется, в царство червей, — сказал он невозмутимо. — Ты ничего не имеешь против, если я закурю мою трубку?
— Я как раз хотел попросить тебя об этом, но на этот раз тебе придется удовольствоваться несколько иным табаком, чем тот, к которому ты привык.
Фьельд отыскал в кармане небольшой кисет табаку и протянул его Пакваю.
— К счастью, я был подготовлен в искусстве выводить из усыпления. Сен-Клэр кое-где упоминает об этом. Это хороший виргинский табак. Но в нем есть примесь, изготовленная моим фармацевтом в Христиании, который понимает толк в таких делах. Пока ты будешь курить свою трубку, этим быстрым, как ртуть, крошкам не удастся усыпить нас… Посмотри-ка, они уже бегут!