Ближе к вечеру отправились на Главную площадь, где я постригся в местной парикмахерской. Цирюльник ловко орудовал ножницами и опасной бритвой, и очень скоро моя копна волос превратилась в прическу точь в точь, как у человечков из конструктора «Lego». Пришлось попросить парикмахера сгладить некоторые прямые углы моей шевелюры, чтобы хоть отдаленно походить на человека.
В воздухе уже чувствовалась атмосфера праздника, везде висели гирлянды, оранжевые драпировки, иллюминация и цветы.
Дома мы так сильно обкурились, что, когда вспомнили о празднике и выскочили на улицу, угодив в водоворот праздношатающихся нетрезвых индусов, просто растерялись от оглушительной какофонии звуков, и не знали, что делать. Только желудок знал, что именно ему надо, и вскоре людской поток выбросил нас на берег к подножию индийской забегаловки, засиженной мухами, людьми и тараканами. Подобно кормчему с веслом, возле входа восседал щуплый индусик. Весло оказалось поварешкой, которой он помешивал в кипящем масле шипящие
Из-за проблем с электричеством в Варанаси постоянно отключают свет. И тогда в каждом доме и лавке запускают генераторы. Сейчас, в разгар праздника, тарахтение генераторов напоминало звуки едущей по улицам бронетехники. Тени обезумевших бабуинов мелькали среди городских руин в поисках убежища.
Во время Шиваратри принято зажигать свечки в глиняных чашечках, украшеных оранжевыми цветами, и пускать их по реке. Освещенная нарядной иллюминацией, уходящая в легенду древняя набережная города пестрит яркими толпами праздничного люда. Вдоль всего берега сплошной чередой горят черепки со свечками, медленно уносимые течением на середину реки. Широкая Ганга полна лодок, река мерцает и переливается в огнях свечей и лампад, ломая отражения залитых лунным светом дворцов. На другой стороне, где нет города, простирается пустыня обмелевшего дна. По ней движутся караваны людей со свечами и факелами. Издалека видишь только линии огоньков, складывающиеся в причудливые узоры и приобретающие форму свастики у берега.
На крыше нашего дома мы зажгли свечки, откупорили бутылку джина и, осушив ее наполовину, снова отправились к набережной. Сидя в обычной лодке, я и Кашкет ждали остальных пассажиров, пока она не набилась так, что свисающие люди чуть ли не валились за борт. Поплыли по кишащему Гангу, наблюдая за праздником с воды. На Мникарнике даже в праздник не прекращаются ритуальные сожжения, похоже, в эту праздничную ночь костры горели даже ярче, чем обычно.
Пытаясь заснуть, я всю ночь крутился с боку на бок, а как только это удалось, проснулся от кашкетовых ног, упертых мне в живот. Керуак его не остановил.
Покупка курицы в Варанаси — это довольно забавное зрелище. Для любителей животных — это верх нравственного опущения, для индусов и мусульман — норма жизни. Рынок уже тысячу лет не меняет своего месторасположения, он находится между мусульманским и индийским кварталами, и на его мостовые были вылиты тысячи литров куриной и козьей крови. Столько крови не могли видеть все моголы, вместе взятые.
Взвешивают куриц живьем, то есть с головой, потрохами и перьями, сами курицы выглядят ужасно — маленькие, сухонькие, с исклеванной в кровь кожей. Пара живых целых куриц весит чуть более килограмма. Их виртуозно разделывают, но даже ярые мясоеды могли бы при этом превратиться в вегетарианцев.
Ловко схватив курицу, продавец вставляет между пальцами ног нож, другой ногой зажимает куриные лапы и обеими руками берется за тельце и голову, вытягивая птице шею. Медленно, не до конца режет горло, чтобы затем наклонить шею и дать вытечь крови. Еще с живой твари, быстрым движением рук снимает чулком кожу вместе с перьями, одновременно отрывая голову, после чего насаживает курицу брюхом на нож, приподнимет ее и запускает свободную руку во внутрь. Через секунду в его руке оказываются потроха, которые он отшвыривает себе за спину, в гниющее месиво и отрубает обе лапы, которые, отлетев, все еще двигаются, словно стараясь отбежать подальше от мясника.
Таким образом, мы, буквально за минуту стали счастливыми обладателями розового, теплого, шевелящегося тельца. К этому необходимо прибавить, что происходит все это на тесной маленькой улочке, заставленной клетками, туго набитыми сотнями живых птиц. Вокруг стоят лавки с подвешенными на крюках кусками козлятины. Мясные туши засижены плотным слоем насекомых, которых здесь не меньше, чем самого мяса. Прибавьте к этому кучи гниющих потрохов, куриной кожи и лужи крови, которую никто никогда не убирает, соответствующие запахи, и вы получите настоящую картину мясного ряда в Варанаси.
Дома Арсений недоверчиво присматривается к остывшим куриным тельцам и грустно смотрит на меня. Так и есть, просит выдержать их в воде с марганцовкой. Ужасная мысль, но если этого не сделать, мой друг потеряет аппетит на неделю. Нет ничего хуже вареной фиолетовой курицы. Вообще Арсений подозрителен к любой еде, самая безопасная пища для него — это чипсы, шоколадка «Кит Кэт» в двойной обертке и бананы. На все остальное он смотрит глазами старой овчарки. Вчера, когда я купил свежего винограда, он, улучив момент, прокипятил его в кастрюле — «для дезинфекции», как он объяснил позже. Обваренный, теплый виноград — редкостная дрянь. И уж поскольку я вынужден постоянно соглашаться на такие изуверские действия в отношении к продуктам, то ежедневно позволяю себе всяческие глумления над Арсением — рассказываю о симптомах
Самая страшная болезнь современности — это бесконечная суета. Она пронизывает человека насквозь, и ею без сомнения страдает каждый, кто живет в большом городе. В Индии это заболевание отсутствует, поэтому здесь легче найти путь к душевному равновесию. Со мной творилось нечто подобное, сейчас я нахожусь на финальной стадии этого нелегкого процесса. Уже несколько дней чувствую себя прекрасно, в голову не лезут недобрые мысли, и вообще очень странно вспоминать о минувшей депрессии, из которой, казалось, не будет выхода. Вдруг все прошло само собой, и я почувствовал себя новорожденным. Меня больше не мучают тоска, одиночество и чувство опустошенности. Из состояния тотальной хандры я попал в состояние полной эйфории. В основном это связанно с окончательным освобождением от суеты, как в физическом, так и в духовном смысле.
Это потрясающее ощущение. Ради этого я сюда приехал и только сейчас стал это понимать. Этот сложный душевный экзамен я выдержал стойко, не сбежав туда, где бы я чувствовал себя в своей тарелке, или где я мог бы отвлечься от самого себя. Я понял, что главное в момент такой внутренней борьбы и дискомфорта — не слинять из места, где с тобой все это происходит. Тогда рано или поздно все пройдет, и ты почувствуешь себя обновленным и внутренне свободным, а уж потом будет решительно все равно, где находишься и на что смотришь. Для достижения такого состояния необходимо быть выдернутым из всего знакомого и находиться как можно дальше от привычных норм и правил.
Все вещи, события и мысли имеют две стороны, и обратная сторона, считающаяся темной, на самом деле светлая. В каждом переживании, в каждом страдании открывается что-то новое, но понять и увидеть это невозможно, не пройдя через них. Все многообразие мира есть в каждой его детали.
Выйдя из дому часа два назад, мы попали под настоящий ливень — этот факт непременно требует отображения в цепи событий. За какие-то доли секунды, пока я сидел в интернет-кафе, отправляя письмо на заснеженную родину, хвастаясь тем, что у нас тут парилка и светит солнце, по кафе разнеслись радостные крики, на лицах туриков изобразилось неподдельное удивление. Взглянув в окно, я и сам на секунду опешил от неординарного зрелища. Весь маленький рынок напротив моментально опустел, фрукты, овощи, разложенные в корзинах на земле, были прикрыты кусками грязных тряпок и полиэтилена. Продавцы исчезли, запоздалые велосипедисты ускорили темп, а взъерошенные мартышки, скользя по карнизам и крышам домов, в ужасе шарахались от искрящихся проводов и вспышек молний. Небо вмиг затянулось темно-коричневыми тучами, дождь хлестал, как из прорванной трубы. Мгновенно образовавшиеся лужи превратились в грохочущие потоки, которые на своем пути подхватывали все дерьмо, месяцами налипающее на каменные плиты, и несли его по извилистым узким улочкам. Перед тем как отправиться из кафе домой, мне пришлось исправить письмо, признавшись, что у нас «почти» все время солнце.
Шквальные порывы вскоре утихли, дождь почти перестал, с улицы веет свежестью и пахнет мокрым камнем. Стало прохладней, и сидеть дома возле распахнутых деревянных ставень — одно удовольствие. Сквозь бутылку воды, как через линзу, просвечивают печатные строчки листка, выпавшего из книги Тагора.
Я все время читаю, а Кашкет, похоже, решил стать писателем. Целыми днями и даже ночами он строчит что-то сразу в нескольких тетрадях. Стал читать мне свое произведение. Читает мой друг не ахти как, но в этот момент, чувствую, что вершится, так сказать, история. Порой мне представляется, что он, восходящая звезда новой русской литературы, я даже сделал несколько рисунков Кашкета за работой, чтобы потом, если вдруг, ослепленный славой, он начнет зазнаваться, предоставить вещественные доказательства моего присутствия.
Последние дни в Варанаси были похожи друг на друга и отличались от предыдущих только тем, что мы очень серьезно принялись за экономию, умудряясь жить на пятьдесят рупий в день. Экономия и умеренное питание придавали жизни в Бенаресе ощущение размеренности, аскетизма и оптимистичного фатализма.