— Прости, Шарль. Я становлюсь злой.

В тот вечер она несколько раз «тыкала» мне.

— Кем был твой отец? — внезапно спросила она.

Я отвечал со смехом:

— Булочником в Дижоне.

Это была правда, и Люлю тоже рассмеялась.

— Это я над собой. Знаешь, бывают дни, когда я уже ничего не понимаю. Я ведь тебе говорила, что на следующий день Боб должен был сдавать последний экзамен? Мне было странно, что накануне экзамена он шатается по кабакам, да и в самом начале я удивилась, видя, как за полчаса он заказал подряд три аперитива. Он и меня заставлял пить. А у меня не хватило здравого смысла отказаться.

«Послушай, ты не боишься, что завтра придешь на экзамен с похмелья?» — спросила я его.

В ту пору я всем «тыкала». Да и сейчас не очень изменилась. Он мне ответил, только я забыла — что, потом встал, уплатил официанту и заявил: «Сперва пошли поедим».

Повел он меня в «Перигорскую харчевню» на углу бульвара Сен-Мишель и набережной; мы устроились на втором этаже у окна, и я любовалась, как на улице темнеет и в синеватых сумерках фонари становятся все ярче, а силуэты прохожих чернее.

Сперва-то я подумала, что он хочет выставиться передо мной: обед был изысканный, кушанья самые дорогие, вина самые лучшие.

«Давно вы знакомы с Константинеску?» Я расхохоталась. «Три недели. Я же тебе говорила». Боб уже был под мухой, но еще соображал, что делает.

«Вот ведь умора, что вы свалились на меня именно сегодня». Я, естественно, поинтересовалась, почему. «А вот увидите. Впрочем, ничего не увидите, потому что видеть будет нечего. Но все равно это будет умора».

Уже тогда это было его любимое словцо. Правда, произносил он его еще вроде как нарочно. Да к вообще вел себя весь вечер как-то неестественно. Мы поужинали, и он заказал арманьяк в дегустационных бокалах, для него это, видно, имело непонятный мне смысл.

Во всем, что он делал, говорил, что-то крылось, и однажды, когда он хитро взглянул на меня, я спросила: «Слушай, а ты, случайно, малость не чокнутый?»

Понимаете, у многих, особенно у юнцов, возникает потребность повыламываться перед девушками. Знала я одного такого: после трех-четырех рюмок он стал раздеваться на мосту Сен-Мишель, крича, что сейчас бросится в Сену…

Внезапно Люлю побелела как мел: вспомнила, что Боб тоже в конце концов утопился в Сене.

— Шарль, я хочу выпить. Можно?

Почему бы и нет? Я налил ей.

— Это плохо?