Хейд пошевелился. Его ягодицы занемели от сидения в узком кресле. Ему очень хотелось почесать ногу, но он боялся того, к чему может притронуться. А вдруг остались не только ноги, но и таз с несгоревшими половыми органами!? Хейд благодарил Отца за то, что священник вроде ничего не заметил.
Им овладело чувство сонливости и сытости. В его мозгу плавали ежесекундно меняющиеся образы… Он видел толстую крысу, беспомощно плывущую вниз по канализационной трубе навстречу своей неминуемой судьбе; воды становятся все более бурными, а туннель — все более мрачным.
Голова его подпрыгнула от икоты, как у крысы в канализации, раз, другой. Наконец, подбородок нашел себе уютное место в складках куртки. Крыса прекратила борьбу. Болеутолитель уже видел другие сны.
В этом сне Отец положил четверть доллара на маленький столик, рядом с пустыми бутылками из-под пива и мужскими журналами. Обложки, мятые и влажные, имели заголовки типа «Торс» или «Джентльмен для джентльмена».
Он был очень рад доставить Отцу удовольствие. Серебряный четвертак, черные волосы, зачесанные назад расческой. Запах «Гловер-тоника» и еще каких-то отвратительных медикаментов на меду. Красные наклейки на пивных банках… Как-то раз ему было позволено выпить пива, много лет назад. У него из носа пошла пена. Курить в школе он уже пробовал, а вот пиво не мог терпеть еще долгое время. Журналы с черными обложками, голубыми небесами и бронзовыми телами. Мужскими телами.
Должно быть, во сне он был младше; чтобы почесать голову Отца, приходилось тянуться. По старому телевизору показывали комедию с Норманом Лиром, а ведь в квартире на Тукер-стрит у них не было этого телевизора. А во сне они находились на Тукер-стрит.
Хейд погрузил пальцы правой руки в волосы старика до первых суставов. Винс Дженсен застонал: «аааааххххххх». Хейд посмотрел на свое тело. Во сне он был подростком, потому что вокруг его члена и яичек уже вились курчавые волосы. На нем была надета майка с надписью золотым и коричневым «Иисус Христос — Суперзвезда», времен семидесятых. И больше ничего. Майка пахла марихуаной. Во сне ему почти всегда чудились разные запахи, поэтому в реальной жизни ароматы улицы или спальни часто вызывали у него ощущение уже пережитого.
Его левая рука тоже мягко легла на волосы Винса Дженсена, и пальцы начали массировать кожу на его голове. Сейчас Отец начнет делать движения, поворачиваясь в кресле так, чтобы прикоснуться к Сыну…! Ему не нравилось ходить по комнате полуголым. Но… раз он так хотел…
Пронесшаяся наяву электричка внесла еще один звук в его подсознание.
Стук вагонов складывался в фразу:
Вот мое тело, передаю его тебе…
Втирать, втирать…
Отец часто называл его «ди-пи», как и мать раньше. Это расшифровывалось «тупоголовый поляк». Толстуха Джейн, официантка из «Трайангл-Грилл» называла «ди-пи» всех, кто мало давал на чай. Она почему-то считала всех поляков недотепами и жмотами.
Пока Хейд скреб его голову, Отец смотрел на журналы. Он всегда давал за это мальчику блестящий четвертак.
Он скреб череп Отца яростно и неистово, как будто стирал белье на жесткой доске. Именно так нравилось Отцу. Отец издал еще одно, последнее аааахх, и тут Хейд почувствовал, как его рука погружается внутрь после звука, напоминающего треск разбиваемого яйца. Хейд почувствовал что-то мягкое и влажное.
Когда он поднес к лицу правую руку со скрюченными пальцами, она была мокрой.
На голове Отца теперь оказались видны глубокие борозды. О Боже, мальчик доскреб до мозга Отца! Рот его раскрылся в изумлении, когда он увидел серую мякоть на пальцах, с нее сочилась жидкость, похожая на сперму, которую он иногда извергал ночами. Мозги Отца растекались по руке, словно что-то запретное, словно полуголого подростка застигли в момент, когда он залез рукой в банку со сладостями. Левая рука оставалась погруженной в череп его дяди, его Отца.
Хейд вздрогнул, проснулся и увидел, что падает мягкий снег.
Глава 16