Сейчас в этой части лаборатории на удивление мало людей. Кто-то из них прокладывает кабели, кто-то сидит под трубой около задвижек и делает что-то, чего я не понимаю, но делает явно уверенно и профессионально. Тут никто не раздает заданий. Все знают, чем им следует заниматься, и каждый является экспертом в своем деле. Сквозь прозрачные шторки, отделяющие чистое помещение, я вижу человека в защитном костюме, который стоит на верхней крышке детектора. А не мой ли это приятель Айдан? Он собирался устанавливать элементы системы тепловой компенсации, которая корректирует искажения зеркала вследствие лазерного нагрева. Но кто конкретно работает в костюме, я разглядеть не в силах, а подойти и спросить как-то неловко, так что я ложусь на живот и переползаю в более населенную часть лаборатории.
Брайан везет меня в сторону конечной станции и по дороге показывает мне из окошка машины небольшое охотничье укрытие – скромный домик на дереве, поддерживаемый сваями, – и голубую бочку с кормом для оленей. На рассвете охотники забираются в эту хижину, чтобы подкараулить оленя.
“Пулевое отверстие – вовсе не случайность, – говорит он решительно. – Сюда приезжало ФБР и проводило расследование, и это положило конец забавам”, – заключает он категорически. Я верю ему. Никаких улыбок.
Руководитель обсерватории в Луизиане Джо Джейми рассказывает: “Для европейцев это выглядит смешно. Типично по-американски. Там джип на полной скорости врезается в плечо прибора, тут кто-то стреляет из ружья по лаборатории. Разве что гамбургского инцидента[38]не хватает”. И все же единственная и уникальная игрушка в городе – это LIGO, если понимать под городом всю нашу Землю (европейский аналог,
На конечной станции из открытой камеры установки свисают вниз пучки кабелей. Лабораторный кран должен поднять и загрузить в камеру ее начинку. Но вес зеркал вместе с системой их подвеса находится на пределе допустимой для крана нагрузки, поэтому часть системы предстоит сначала демонтировать; лишь затем экспериментаторы заново соберут всю систему. Верхняя часть камеры поднимается, и внутри, хотя и с трудом, может поместиться один взрослый человек. Когда же установка будет завершена и людей и пауков из камеры удалят, из нее откачают воздух и откроют задвижки, соединяющие объем камеры с вакуумным объемом трубы.
На обратном пути Брайан О’Рейлли сворачивает на дорогу, идущую вдоль плеча Y, и останавливается около промежуточной станции, где отдыхает на обочине бригада строителей. С раннего утра они занимались тем, что удаляли с поверхности трубы изоляцию. Где-то в плече обнаружилась небольшая течь, на поиски которой ушли месяцы. Но чтобы добраться до металлической трубы, надо сначала снять с нее изъеденный коричневыми пауками-отшельниками и черными вдовами слой изоляции. Брайан пригласил меня зайти в цементный тоннель и посмотреть на продолжение той стальной трубы, под которую мы еще совсем недавно ныряли в главном здании обсерватории. Я соглашаюсь, но он почти мгновенно выталкивает меня наружу – нам обоим явно требуются защитные маски. Атмосфера внутри насыщена густым ароматом плесени. В самый последний момент, когда одна моя нога уже была в залитой солнцем жаркой Луизиане, а другая еще оставалась в сыром и мрачном тоннеле, мне внезапно показалось, что вдалеке, может, километрах в двух, я вижу какой-то свет. Я живо представила себе пробирающегося по узкому проходу Рая Вайсса. Он бы наверняка первым, как только обсерватория была построена, исследовал внутренности цементной оболочки. Одна его рука скользила бы вдоль трубы, а другая сжимала отпугивающий всяческих вредителей и змей зажженный фонарик. Именно благодаря подобным путешествиям он осознал опасность, которую таила в себе моча пауков с ее соляной кислотой, – а ведь прежде этому никто не придавал значения. И вот так он проходил все четыре необыкновенных километра, пока не добирался до реального, яркого света в конце тоннеля. И я думаю: “Надеюсь, он не забыл надеть маску”.
Строительство двух обсерваторий началось в середине 1990-х годов, и возглавил его второй директор LIGO, Барри Бэриш. “Как же мне теперь поступить?” – спросил президент Калтеха у только что уволенного Робби Фогта.
И Фогт предложил: “Недавно был закрыт проект строительства суперколлайдера. Барри Бэриш специализируется в области физики элементарных частиц. Он чертовски хорош как ученый и сможет заняться LIGO”.
Сверхпроводящий большой коллайдер не должен был стать всего лишь сверхдорогим тоннелем, прорытым в Уоксахачи, штат Техас. На этом ускорителе намеревались отыскать знаменитый бозон Хиггса, причем это могло случиться уже несколько десятилетий назад, – если бы Конгресс не решил прекратить финансирование. Барри Бэриш отвечал на ускорителе за экспериментальную программу, но когда в 1993 году проект большого коллайдера был остановлен, Бэриш даже не успел расстроиться по этому поводу. Администрация Калтеха и Национальный научный фонд дали ему месяц на обдумывание предложения возглавить LIGO, но столько времени не понадобилось: решение он принял в одночасье. Бэриш сказал мне, что если это и преувеличение, то очень незначительное. Согласился же он так быстро потому, что заинтересовался проектом LIGO еще тогда, когда Кип в конце 1970-х впервые выступил с инициативой развивать в Калтехе экспериментальную гравитацию. “Единственное, что мне оставалось – прикинуть, смогу ли я улучшить ситуацию с проектом”.
В 1994 году Бэриш вступил в должность директора практически мертвого, хотя официально и не закрытого проекта. Точнее, впрочем, будет сказать, что проект тогда находился на смертном одре. Национальный научный фонд потерял к нему доверие и забрал (так, кстати, и не выделенные окончательно) деньги обратно. Перед Бэришем стояли две насущные задачи. Во-первых, необходимо было собрать команду. И во-вторых, что было гораздо сложнее, ему следовало вернуть в проект фактические деньги – причем, по его прикидкам, денег теперь требовалось больше, чем запрашивалось для проекта ранее. То есть Национальный научный фонд намеревался вот-вот окончательно закрыть проект, а новый директор этого проекта хотел не просто получить деньги, но еще и увеличить сумму. Возможно, прежний скромный бюджет и соответствовал стилю управления Робби, стилю “сканк уоркс”, но Барри-то намеревался создать более надежную структуру управления и потому оценивал будущие расходы примерно в триста миллионов долларов.
Вопрос бюджета проекта и определил тактическую политику Бэриша, сразу озвучившего требуемую сумму в переговорах с Национальным научным фондом. Заниженная сметная стоимость должна была уйти в прошлое – она ни в коем случае не могла стать проблемой наступающей новой эры. Если бы Бэриш промедлил с постановкой этого вопроса, сегодня бы LIGO не было.
В 1994-м, спустя двадцать пять лет после возникновения идеи эксперимента, Бэриш вернул Национальному научному фонду веру в реализуемость проекта (“Кип их очаровал, а я вернул в реальный мир”), пересмотренный бюджет которого превышал теперь триста миллионов долларов. (По словам Кипа, в переговорах с Национальным научным фондом были сразу правильно расставлены акценты относительно перспектив проекта. Было оговорено, что первоначальные детекторы не смогут обнаружить гравитационные волны и что поэтому непременно потребуется следующее, усовершенствованное поколение детекторов.) При поддержке фонда небольшая группа изобретательных экспериментаторов, работавшая в сравнительно скромной лаборатории университетского кампуса, воплотила в жизнь грандиозный проект LIGO, огромные обсерватории которого обслуживают сегодня десятки инженеров и ученых. Масштаб экспериментальной установки, которая в 1991 году ютилась в трейлере на территории Калифорнийского технологического института и длина плеч которой составляла сорок метров, должен был не только увеличиться на два порядка, но еще и дважды продублироваться обсерваториями в Луизиане и Вашингтоне. Предстояло выкупить земельные участки, построить здания и туннели, создать высокий вакуум в объеме более 18 000 кубических метров, привлечь к работе над проектом специалистов из других областей. Ученые и инженеры должны были контролировать разработку и установку лучевых труб, изготовление лазеров и зеркал. Перед все увеличивающейся группой стояла задача создания реального инструмента с реальными возможностями обнаружения. Кип выразился весьма категорично: “Барри Бэриш оказался самым опытным менеджером крупных проектов во всем мире”. И так думали очень многие, не исключено даже, что это мнение втайне разделяли вообще все, кто был причастен к проекту.
Зная, что Бэриш родился в Омахе, штат Небраска, я мысленно нарисовала образ этакого долговязого, уверенного в себе человека с большой пряжкой на ремне. “Я переехал в Калифорнию в возрасте девяти лет”, – подправляет он мою картинку из мира ковбоев. Его голос, не громкий и не тихий, строг почти по-военному. Барри сразу вызывает восхищение у собеседника, хотя для него это, скорее, средство, а не цель. Он действительно в высшей степени хорош в плане принятия правильных решений. Будучи талантливым организатором, Барри Бэриш не только построил здания и научную установку, но и сплотил вокруг LIGO научное сообщество, которое теперь включало в себя теоретиков и экспериментаторов из всех уголков мира. Как раз благодаря этому последнему обстоятельству сообщество LIGO и смогло максимизировать научную отдачу проекта.
Проблемы полномасштабной гравитационно-волновой обсерватории были настолько необычными, что они не могли быть решены традиционными управленческими методами. Например, следовало автоматизировать систему контроля, представляющую собой многопараметрическую систему со сложной обратной связью. Чувство тревоги возникало даже тогда, когда кто-то из ученых чуть ли не на ощупь контролировал работу сорокаметрового прототипа в Калтехе, но теперь, когда масштаб сложности установки возрос в сотни раз, дар ясновидения точно бы не помог осуществлять над ней контроль. Этот контроль должен был стать более надежным, позволяющим непрерывно, в течение длительного времени эксплуатировать установку. Но еще более масштабные задачи стояли в области интеграции установки. Новые технологические решения должны были сочетаться друг с другом, образуя функционирующий научный инструмент. Бэриш пригласил в проект ученых из разных областей, поскольку специалистов в области физики гравитационных волн попросту не существовало. Он нанял экспертов по системам контроля, работавших ранее над проектом суперколлайдера. Внедрение их в небольшой коллектив LIGO создало некоторые проблемы, поскольку обиделись те, кто привык контролировать работу установки вручную. (Джейми Роллинс создал полностью автоматизированную систему контроля, способную поддерживать работу установки без вмешательства человека.)
Конструкция самой установки также была новаторской. Хотя интерферометры давно уже известны в истории физики – наиболее часто цитируемым является опыт Майкель-сона – Морли (XIX век), развеявший легендарный миф о существовании эфира, в котором, как тогда (ошибочно) полагали, распространялся свет, – в мире не было прецедента строительства интерферометра с подвешенными телами: зеркала LIGO могут свободно парить в пространстве-времени, по крайней мере, в направлении вдоль плеча интерферометра. Не было до тех пор, пока Рай не построил свой первый прототип в Фанерном дворце в 1970-х годах. И, конечно, неоткуда было взяться опыту экстраполяции калтеховского сорокаметрового прототипа на машину, превышающую его по размерам в сто раз.
Это был грандиозный, хорошо финансируемый проект. Они наняли первоклассных специалистов. И теперь им следовало озаботиться приобретением земельных участков под строительство обсерваторий. “Если вы получили деньги от Национального научного фонда, то вам необходимо продемонстрировать, что вы знаете, как их правильно потратить”. Они сконцентрировали свои усилия на земельных подготовительных работах, на строительстве сооружений, изготовлении труб, разработке вакуумной системы; более тонкие технологии (изготовление зеркал, лазеров и подвесных систем) решено было оставить на потом.
Обсерватория в штате Луизиана расположена на частных землях, с владельцами которых теоретически иметь дело проще, чем с вашингтонскими чиновниками, любящими волокиту. Поэтому по плану первой должна была застраиваться площадка в штате Луизиана. Однако в 1996 году строительство началось именно в Вашингтоне.
В Луизиане возникла проблема с населением местечка Ливингстон, в котором на тот момент насчитывалось примерно девятьсот жителей. Луизиана является одним из штатов, где действуют законы права на работу вне зависимости от членства в профсоюзе. Жители Ливингстона начали пикетировать первый же участок дороги (в полторы мили), проложенный к месту строительства обсерватории. Но у противостояния были и более метафизические причины. Во время проведения открытой встречи с гражданами Ливингстона в здании местной школы слово взяли фундаменталисты, ратовавшие за преподавание креационизма. Устройство для измерения сигналов от космических источников, существовавших миллиарды лет назад, казалось им несовместимым с их картиной мира. Впрочем, некоторые жители Ливингстона горячо поддерживали проект LIGO. К примеру, первое послание, полученное Бэришем от местной жительницы, было от учительницы ливингстонской школы. Она буквально умоляла его прочитать цикл научно-популярных лекций для ее учеников. Тогда Бэриш только начинал осознавать, насколько широка сфера влияния проекта – как в политическом, так и в духовном плане.
(Кстати, почти два десятилетия спустя в народе еще живы некоторые предрассудки насчет лаборатории. В салоне самолета, заходившего над четырехкилометровым L-образным интерферометром на посадку в аэропорт Батон-Руж, пассажир в кресле по соседству с ученым из сообщества LIGO утверждал, будто они пролетают над секретным правительственным объектом, предназначенным для путешествий во времени. Одно плечо уносит вас в будущее, уверял он, а другое отправляет в прошлое.)
Несколько сожалея о том, что креационисты смогут на время завоевать умы местного населения, Барри быстро прикинул те сложности, которые ожидают проект из-за политики в области землевладения, и принял решение: “Сделаем-ка мы сальто”. И строительство первой обсерватории началось в Хэнфорде. Тут, впрочем, тоже не обошлось без трудностей – добывать воду пришлось с большей глубины, чем планировалось. Энергетический департамент долго колебался, прежде чем утвердил разрешение на более глубокое бурение. Бэриш убедил чиновников в том, что вовсе не стремится искать их тритий, или что там еще может быть захоронено на месте первого ядерного реактора. “Я неплохо умею выкручивать руки”, – говорит он. Так или иначе, несмотря на всяческие препоны и сложности, на рубеже двадцать первого века обе обсерватории были уже построены и активно эксплуатировались.