Отец Вильгельм открыл глаза и провёл ладонью по лицу, избавляясь от липких объятий неожиданного дневного сна. Обычно ризничий старался контролировать себя, но сегодня подопечные отца Константина постарались на славу, а молодой послушник за обедом читал тексты так проникновенно, что занявшись манускриптами после сексты, Вильгельм не заметил, как задремал.

Он ещё раз провёл ладонями по впалым щекам и посмотрел на послушника, который робко переминался с ноги на ногу рядом с креслом. Именно тот тронул отца Вильгельма за рукав, вырвав из цепких объятий дневного кошмара. В тусклом свете, падающем из узкого окна, физиономия послушника казалась бледной и одутловатой, точно лицо утопленника.

— Во имя Господа нашего, — отец Вильгельм тяжело вздохнул, — Пожалуй я задумался чересчур глубоко.

— Прошу прощения, отец, — молодой человек поклонился и поёжился, точно его терзал жестокий холод, — Однако, неотложное дело заставило меня отвлечь вас от важных мыслей. Отец привратник…

Сон тотчас слетел с ризничего и он мгновенно оказался на ногах. Послушник попятился и его лицо отразило замешательство.

— Посланник прибыл?

— О нет, — молодой человек помотал головой, — Просто возникла определённая проблема, сам отец не в состоянии её решить, но опасается беспокоить отца настоятеля. Он велел обратиться или к вам, или к отцу казначею.

— Ты сделал правильный выбор, брат мой, — отец Вильгельм ощутил дуновение злокозненной гордыни, но прежде чем изгнать смертный грех, позволил себе немного погреться в его алых отсветах. Всё же в спорных вопросах братья чаще обращались именно к нему, — Пошли, посмотрим, с какой проблемой столкнулся наш отец привратник.

Про себя он недобрым словом помянул ленивого толстяка, которого привёл в монастырь сам аббат, аккурат перед спешным отъездом. Ленивый, тупой и прожорливый, привратник частенько оставлял ворота под охраной одних солдат, а его забывчивость в отношении ключа, уже успела стать притчей во языцех. Настоятель устал напоминать, что ночью ключ должен находиться у него, а не лежать на столе привратницкой.

Путь до ворот аббатства не занял много времени, однако же отец Вильгельм с прискорбием констатировал, что атмосфера всеобщего уныния и упадка проникла в стены монастыря и делает своё чёрное дело. Дорожки покрылись мусором, а сад, который братья обычно использовали для послеполуденных прогулок, выглядел пустым и заброшенным. На пути, паре монахов попался лишь нетрезвый солдат с грязным мешком.

Возле ворот воинов оказалось гораздо больше и выглядели они много приличнее. Возможно, сказывалось присутствие лейтенанта — поджарого седого мужчины с чёрной повязкой, скрывающей выбитый глаз. Тут же пританцовывал с ноги на ногу отец привратник, растерянный и даже несколько испуганный. В ответ на вопрос, что собственно происходит, он только ткнул пальцем в сторону выхода.

Поначалу отец ризничий даже не понял, почему происходящее вызвало столь нездоровый интерес. За массивными металлическими воротами стояла пара путников в тёмных изорванных плащах. И если у меньшего — ребёнка семи-девяти лет, капюшон полностью закрывал лицо, то старший — мужчина среднего возраста, отбросил его, позволив оценить измождённое лицо аскета. И да, только теперь отец Вильгельм заметил обнажённый меч в руке неизвестного. Видимо, именно это вынуждало солдат целиться в путников из арбалетов.

— Пустите нас! — мужчина попытался крикнуть, но голос сорвался на протяжный сип, — Возьмите хотя бы сына!

— Решать вам, — сказал лейтенант и потёр щёку под повязкой, — Мне всё равно, однако парень выглядит весьма опасным. Профессионально держит железяку.

— Сын мой, — отец Вильгельм прошёл к воротам и солдаты расступились, продолжая удерживать пришельцев под прицелом, — Совсем ни к чему обнажать оружие. Поверь, мы — не враги тебе и твоему чаду.

— Тогда пустите нас, — мужчина перехватил оружие и отёр ладонь о штаны, — Мы уже три дня ничего не ели и вынуждены ночевать в лесу. Дайте нам приют! Хотя бы Джеку!

В окрестностях аббатства находились два посёлка, но отец Вильгельм отлично знал, почему путники не пытаются найти приют там.

— У нас есть определённые правила, сын мой, — очень мягко сказал ризничий, — и эти правила очень ужесточились, за последнее время. Сожалею, но мы вынуждены ограничить доступ в аббатство. Брат, — он повернулся к послушнику, — Обратись к отцу келарю, пусть соберёт этим несчастным что-нибудь съестное. Это всё, что я могу сделать.