Света с удовольствием жевала печенье и, запивая его кофе, иногда посматривала на старшего следователя.

– Всё-таки не понимаю я вашего подхода, Константин Михайлович. Всё, что мы до сих пор узнали, более всего наводит на мысль, что ко всем событиям этого дела причастна Иванова, даже к событиям этих двух дел – и Бердникова, и Зосимовой. Так, может, стоит к ней внимательней присмотреться? Почему мы до сих пор не допросили её саму? Вот где была она в ночь гибели Бердникова? Она ведь – знакомая Бердникова, и вполне вероятно, как я уже говорила, то, что он приехал именно к ней и встречался в ночь своей гибели с ней же, – произнесла она, докушав печенье и дополнив его последней конфетой.

– Глупости говоришь! – отрезал он, чуть повысив голос. – Ты видела её? Да если бы она кого-то убила, то так бы и осталась лежать рядом без сознания от ужаса того, что сделала. А ты видела рядом с Бердниковым её тело? – ехидно заметил он. – Да и как бы она оставила дочь одну дома ночью, когда она и днём-то её не оставляет?! А тебе пора бы уже заняться изучением психологии, чтобы начать, наконец, разбираться в людях. Это очень помогает в нашей профессии, если ты ещё помнишь, кем собираешься становиться, – назидательно помахал он пальцем.

– Вам легко говорить – вы уже старший следователь. Мне до вашего положения ещё очень долго карабкаться вверх, а девушке это сложно, – поджала она губы. – Тем более, я не считаю, что неправа. Ведь вы так и не можете опровергнуть все мои версии.

– А я и не стараюсь. Я просто знаю, что они неверны.

– Это нечестно…

– Знаешь, можно придумать уйму версий, и некоторые из них будет сложно или даже невозможно опровергнуть доступными средствами. Но на это у следователя есть ум и интуиция, знание жизни и психологии и очень много других, не менее важных в профессии помощников. И перед тем, как тратить время, нужно удалить из списка возможных версий самые фантастичные. А твои предположения как раз и относятся именно к таким. Иванова никогда не пряталась от нас. Наоборот, она нам и не была нужна, мы её не искали, но встретились с ней и теперь она нам помогает. А если мы будем хвататься за все версии и догадки, что приходят к нам в голову, – он легонько постучал по голове Кузьминой, будто пытаясь отшлифовать качество её мыслей, – то перестанем успевать ловить преступников и не сможем предотвращать незаконные действия.

Она что-то недовольно пробурчала в ответ, но Костя уже снова рылся в бумагах и не обратил внимания. Он всё пытался понять, что же такое он упустил в расследовании, отчего ему так некомфортно… – он слишком хорошо знал это состояние, когда кажется, что недостаёт только какого-то одного маленького кусочка, чтобы мозаика сложилась. Но этот кусочек скрыт, будто перевёрнут, не видно ни его цвета, ни краёв, и Костя даже понять не мог, с чем или кем это было связано. «Но это точно не Валентина», – поймал он себя на том, что всё продолжает мысленно отвечать Свете, защищая Иванову.

Сама же Валентина в это время была у себя дома и не подозревала, что вызвала столь бурное обсуждение. Впрочем, ни о каких других людях она сейчас вовсе не думала – с тоской, грустью и странными опасениями она размышляла о том, что же происходит с ней самой, с её мыслями и памятью…

Раздался стук в дверь. Звонок не работал уже второй день, но ей было всё равно: гостей она не ждала, а следователя Константина Мадаева консьерж уже знала и могла и так пропустить, если бы он снова внезапно решил прийти, так что о сломанном звонке Валентина не беспокоилась. Да и никакие дела, никакие иные мысли не могли теперь привлечь её внимания, когда она была так расстроена всем – и гибелью Бердникова, и восставшими воспоминаниями о Зосимовой, которые теперь почти не оставляли её, и самой собой…

«А если у меня – раздвоение?.. Вдруг я хожу куда-нибудь, что-то делаю, но не забываю, а просто не знаю об этом?», – с ужасом думала она, не торопясь подойти к двери.

Настойчивый стук не прекратился, а стал громче, будто кто-то был уверен, что она дома, и желал немедля увидеть её, и Валентина всё же вяло поднялась с дивана и направилась к двери. Её настроение в последние дни стало таким переменчивым, что за это время, ушедшее на обдумывание – «открывать-не открывать», ей уже даже захотелось открыть – чтобы отвлечься на какую-нибудь бытовую проблему.

«Может, труба в какой-нибудь комнате потекла?», – рассеянно предположила она, что за дверью соседи, и отворила. Но увидеть того, кто перед ней оказался, она не ожидала.

– Инна?.. – удивилась она. – Что вы здесь делаете?