– Кто не успел, к следующему занятию доделайте дома, – «радует» напоследок математик и отпускает. Аудитория дружно вздыхает с облегчением.

– А нам ведь еще экзамен сдавать, – стонет Женька, который, так же как и во время предыдущей пары, сидит рядом.

Ответить я не успеваю. Распахивается дверь аудитории, и в образовавшемся проеме вижу лицо девушки, работающей в нашем деканате. Инстинктивно подбираюсь, предчувствуя неприятности.

– Васильева Яна здесь? – недовольным тоном вопрошает, и я тут же даю ей прозвище «Королева».

– Здесь, – отвечаю в повисшей тишине, словно пропитанной чужим любопытством. Все взгляды устремлены в мою сторону, и не могу сказать, что такое внимание мне по душе.

Чувствую, что случилось что-то нехорошее, но все еще надеюсь на лучшее. Одним махом скидываю все пожитки с парты в сумку и под внимательными десятками пар глаз двигаюсь к двери. Чувствую, как ноги слабеют, но стараюсь держаться и не показать этого внешне.

– Шлюха, – шипит Потапова вслед, когда прохожу мимо нее. – А еще пай-девочкой прикидывалась, – плюет уже мне в спину.

Делаю вид, что выпад предназначался не мне и вот теперь точно понимаю, по какому поводу за мной пришли. Лизка все-таки нас сдала. Настучала. До деканата идем в молчании. За эти несколько минут пути я успеваю накрутить себя и представить в воображении самые ужасные исходы.

Иду на заклание. И какая-то темная часть меня внутри вопит от радости, танцует босыми пятками на костях и повторяет торжествующе: «Так тебе и надо! Заслужила! Заслужила!» А я с ней соглашаюсь. Ведь нет дыма без огня, и наказание я совершенно точно заработала. Если не вчера в аудитории, где до последнего сопротивлялась, то на балконе еще летом – так точно. Поднимаюсь на второй этаж, где заседает вся администрация, и под конвоем вхожу в кабинет. Дверь за моей спиной захлопывается, и я остаюсь с Кириллом наедине. Оглядываюсь в поисках декана – может быть, я что-то упустила, но понимаю, что кроме нас двоих внутри никого нет.

– А где Василий Васильевич? – слабым голосом интересуюсь и жадно выискиваю в лице Кира хоть что-нибудь. Мне сейчас очень нужна подсказка, хотя бы намек на то, что будет происходить. Подольский хоть и выглядит собранным, но никаких признаков волнения я уловить не могу.

– Скоро придет, – кивает Кир. – Присаживайся пока. Воды?

– Нет, – машу я головой, а руки сами собой цепляются за ремешок от сумки. – Спасибо, – все, что удается выдавить. Мне бы спросить, что нас ждет, поинтересоваться, насколько все ужасно, но язык словно прилипает к небу.

– И все-таки выпей, – Кирилл сует мне в руки стакан. Приходится оставить сумку в покое и позволить ей повиснуть на плече. Зубы ударяются о стекло, высекая некрасивый нервный звук. – Ну ты чего, Ян? – Кир принимается ворковать, а мне лишь хуже становится. Тогда он берет меня за плечи и усаживает на стул. – Напугалась что ли? Это, наоборот, мне переживать нужно. Случись что, на меня всех собак повесят, – он улыбается так искренне и беспечно, что и я немного оттаиваю.

– Почему? – задаю глупый вопрос. Но прямо сейчас мне нужен этот разговор, и я цепляюсь за него любыми доступными способами.

– Это же я к тебе приставал, ты – пострадавшая сторона, как ни крути.

– Теперь из-за меня тебя уволят? – смотрю на Кира, а у самой сердце щемит. Кажется, наше случайное знакомство приносит обоим одни лишь проблемы.

– Даже если и так, то я ни о чем не жалею. Слышишь? – он садится передо мной на корточки, так что теперь наши глаза совсем близко, и я легко различаю темноватые крапинки в его голубых, как чистое небо, радужках. – Я бы все повторил, – в его голосе нет ни капли сомнений. Мне бы его уверенность.

– Даже тот поцелуй на балконе? – осмеливаюсь спросить. Сейчас в кабинете я чувствую ту самую особенную атмосферу, которая устанавливается, стоит только нам с ним остаться наедине.

– Его особенно.

– Но Катя тогда еще была жива, – шепчу очевидное, и все равно ищу поддержки в его глазах.