Следующие три дня я провел в спарринге с боксерской грушей в ожидании ее звонка. Когда вместо этого позвонил Дэвид Локано и предложил с ним встретиться в русских банях на Десятой улице в Манхэттене, я даже обрадовался — хоть какое-то дело.

В последнее время Локано регулярно пользовался банями, полагая, что фэбээровцы не станут устанавливать в парной «жучки», поскольку от них там будет мало проку. Я не разделял его оптимизма — это было до 11 сентября, когда некомпетентность фэбээровцев стала всем очевидна, — но помалкивал в тряпочку.

Вообще-то мне в парной понравилось. Грязновато, зато чувствуешь себя этаким римским патрицием.

— Адам собирается снять отдельную квартиру в Манхэттене, — начал Локано, перепоясанный полотенцем, весь какой-то поникший, даже подавленный.

— Да, — говорю, усаживаясь рядом. — Я слышал.

— И ты мне ничего не сказал?

— Я думал, вы в курсе.

— Ты эту квартиру видел?

— Да, мы вместе ее посмотрели.

Его это резануло.

— Почему он мне ничего не сообщил?

— Не знаю. Спросите его.

— Как же. Из него лишнего слова не вытянешь.

— У него сейчас такой период.

Что было правдой. Скинфлик проводил все время в компании Курта Лимми, но меня это мало трогало. У меня своих проблем хватало. А то, что он взбунтовался против меня и собственного папаши, мне даже льстило. Значит, я был для него авторитетом, как раньше таким авторитетом для меня был он.

Однако у Локано был свой взгляд на вещи.

— А все этот мудак Курт Лимми, — заявил он. — Он хочет втянуть Адама в наш бизнес.

— У Скинфлика не хватит пороху, — возразил я.