В середине палаты, на койке, которую раньше занимал Мосби — до того, как местное начальство решило отправить его на выселки, откуда ему будет труднее сбежать, — лежит на боку незнакомый мне толстяк сорока пяти лет с короткой русой бородкой. Глаза открыты. Над изголовьем горит лампочка. Компьютер бесстрастно зафиксировал Главную Жалобу больного, характеризующую его как полного идиота: «Жопа болит».

— У вас болит жопа? — спрашиваю его.

— Да, — отвечает он, скрипя зубами. — А теперь еще и плечо.

— Начнем с жопы. Когда это началось?

— Я уже отвечал. Все записано в моей медицинской карте.

Наверно. Если он имеет в виду бумажную тетрадку — то наверняка. Однако надо иметь в виду вот что: поскольку по первому требованию пациента или суда она оказывается в их распоряжении, записи в ней не слишком разборчивые. Например, почерк Эссмана[5] больше смахивает на морские волны, нарисованные ребенком. Если же говорить о его компьютерной медицинской карте — а это уже закрытая информация, и любой специалист вправе сообщить все, что он считает нужным, — то, помимо уже знакомой нам записи: «Жалоба: болит жопа», дальше следует: «Голова? Ишиас?» Что подразумевается под словом голова — источник боли или психический сдвиг, — остается под вопросом.

— Знаю, — говорю я. — Но иногда бывает полезно повторить.

Видно, что он относится к моим словам с недоверием, но куда денешься?

— Зад замучил, — говорит он неохотно. — Особенно последние две недели. Я и обратился в экстренную помощь.

— Вы обратились в службу экстренной помощи из-за боли в заду? Что, так сильно болит?

— Охренеть можно.

— Сейчас тоже? — Я бросаю взгляд на капельницу с раствором дилаудида. После такой слоновьей дозы болеутоляющего можно преспокойно сдирать себе кожу овощечисткой.

— А то. И не смотрите на меня как на наркомана. А теперь еще это гребаное плечо.

— Где?

Он показывает на правую ключицу. Я бы не назвал это плечом, ну да ладно.