Выражение «некий барон» задело будущего государя. Он отправил в рижские газеты открытое письмо, к которому приложил свой фотопортрет во фраке и герб Крымского государства. В том же письме он предупреждал о возможных осложнениях для Латвийской республики из-за непочтительности прессы.
Когда барон переселился в одну из лучших гостиниц города, создавал свою канцелярию и выступил с манифестом, самые скептически настроенные журналисты печатали титулы «Крымский государь» и «Князь Готии» уже без кавычек. Вскоре Его Величество покинуло хмурые берега Латвии.
В Берлине, где о нем ничего не знали, он попал в дом популярного русского художника, жившего на Курфюрстендам. Художник спросил его:
— Надолго Вы в Берлине?
— Это зависит от продолжительности наших переговоров с немецким правительством, — важно ответил барон фон дер Лауниц.
Художник удивленно посмотрел на него.
— А разве Вы не представитель американской фабрики? — спросил художник, считавший, что только американцы-фабриканты и министры иностранных дел могут вести переговоры с правительством.
— Нет, я крымский государь, — последовало в ответ.
Художник онемел. Сперва он тоже подумал, что это все — последствия старого ранения в голову. Но после того, как увидел манифесты, гербы и многое другое, он, отведя нового друга в мастерскую, написал портрет крымского государя, который вскоре появился в берлинских газетах.
Слухи о появлении нового государя вскоре распространились по всему Берлину. Квартиру художника посещали фотографы и корреспонденты.
В Крыму оказались и немецкие интересы: вышла большая статья о тамошних немецких колониях. Отметим и статью одной из коммунистических газет, где утверждалось, что государь служил агентом французских ренегатов и английских капиталистов.
Фон дер Лауниц продержался в Берлине недолго. Уезжая, он созвал пресс-конференцию, заявив, что, несмотря на различные истолкования его приезда в Берлин, он никогда не забудет приема и понимания его со стороны немецкой прессы. В заключение он отметил, что будет рад приветствовать всех присутствующих на коронации в Крыму.
В настоящее время беженец Лауниц имеет деньги, сторонников, авторитет. Несколько крымчан, собравшихся вокруг него, полностью уверены в том, что если о бароне пишут вечерние газеты Германии, то он когда-нибудь и впрямь вступит в царском одеянии на земли готских князей, татарских ханов и генуэзских купцов.
Недавно стало известно, что Его Величество крымский государь разводится с женой. Можно предположить, что теперь Его Величество, возможно, женится на чистокровной американке. В случае, если это произойдет, земельные требования государя намного расширятся[49].
Глава XVII. Князь Дабижа также желает стать королем
Князь Дабижа[50] не выделялся ничем особым из общей эмигрантской массы, пока не стал претендентом на престол Хорватии.
До великого исхода из России его жизнь была подобна жизни многих других военных: он носил красивый мундир и мечтал о победе над врагами царя — внешними и внутренними. Дабижа и думать не мог, что его ждет судьба бедного эмигранта. Однако эти враги — и внешние и внутренние — победили, и для Дабижи рухнуло всё то, что составляло его упорядоченную, рафинированную и беззаботную жизнь.
Перед революцией он женился на юной княжне Кантакузен и поселился во дворце, славном своей роскошной картинной галерей.
Пал царь, и к власти пришли люди с дурной репутацией, о которых ни князь, ни его супруга не желали ничего знать. Чуть погодя кормило страны захватили другие люди, с еще худшей репутацией: они, в свою очередь, ничего не хотели знать о каком-то князе Дабижа. Ему пришлось бежать, оставив дворец, картинную галерею и мундир. На Юге России Дабижа пошел воевать за Бога, царя и отечество и был побежден — в очередной раз. Вместе с остатками того, что некогда было императорской гвардией и вместе с женой, он бежал из России, забытой Богом, и сел на пароход жалостливых союзников — то же сделали и другие уцелевшие воины Белой Армии.
В один прекрасный день милости союзников закончились, и они попросили князя Дабижу оставить их корабль. Тот взял курс на Париж, историческую столицу всех изгнанников, с несколькими грошами в кармане и с княгиней под руку. В Париже он повел жизнь, как и все беженцы из императорской России: ходил в церковь, молясь об упокоении души убиенного царя, читал эмигрантские газеты, сидел в их заведениях.