Не забываем, что Бисмарк даже при относительной поддержке и понимании населением своей идентичности, схожести антропологии столкнулся с центробежными силами. Этими силами были не желающие кому-либо быть подчиненными элиты мелких немецких государств, а также внешние силы. Железом и кровью – вот был лозунг Бисмарка. Но на самом деле ему способствовала геополитика, потому как он начал отталкиваться от большего к меньшему на геополитической платформе и закрепился на ее северных и южных границах. Бисмарк уменьшил значение центробежных сил тем, что провел войны, которые лишили центробежные силы поддержки. Центробежные силы прикрывались политически либерализмом, «эмансипациями» и прочими идеями, которые в тот исторический период для всей Германии были менее актуальны, чем национализм, к тому же страна населена немцами с большой антропологической идентичностью. То есть объединение произошло по этническому составу, разделенным границами владений сюзеренов. Германия этнически была одинаковой. Соответственно, национализм, идеи одного народа, одного государства стали объединяющим фактором.

И тут мы должны обратить внимание на геополитические основы объединения Германии – большую платформу мы увидели. Это равнина, простирающаяся с востока на запад, отделенная Балтикой, Альпами и Карпатами, ее опорами. Далее встают Австрия Габсбургов и Пруссия Гогенцоллернов. Обе, в принципе, на первый взгляд, могли стать локомотивом объединения Германии. Обе имеют существенные, достаточно равные опоры: одна на Альпы, вторая на Балтику. И Австрийская империя выглядит даже больше и значительней Пруссии. Но локомотивом стала именно Пруссия. Почему? Фактор геополитики. Люди, живущие в гористой местности, более консервативны, чем на равнине. Это факт, который можно видеть и сегодня. Потому как с другой стороны горы «кашу» готовят чуть по-другому. Горы менее коммуникативны. И чем выше горы, тем этот фактор сильнее. Самые консервативные этносы развиваются в горах. Тот же Тибет, Кавказ до сих пор населяют множество различных малых народов, народностей, этносов, различных тейпов и кланов. Горы – меньшая коммуникативность. Равнина с выходом на море – бо́льшая. И это влияет на все стороны их жизни. Пруссия, сформировавшаяся из-за продвижения немцев «Дранг нах Остен», тоже по геополитическому фактору – от более заселённых к менее заселенным землям по платформе, от более высокой культуры к менее – была более прогрессивна в плане «космополитизма» национализма. Странно звучит, да? Но это так. Хотя можно сказать по-другому: национализм пруссаков, более коммуницирующих с миром, был более ранним, чем у австрийцев. Особенно у правивших элит. И его более раннее появление в Пруссии, чем в Австрии, стало «космополитическим», объединяющим фактором национализма как идеи нации для раздробленной, но населенной немцами Германии. Почему так противоречиво сказал? Потому как национализм и космополитизм – это оборотные медали тех же центробежной и центростремительной силы. Их баланс служит для единения геополитических платформ, а космополитизм является необходимым условием объединения всего мира. Одна страна, один этнический народ, центростремительная сила – национализм, и тут он «космополитичен», единящий фактор. Космополитичен по отношению к небольшим разностям: диалектам языка, разностям в культуре, кухне, разностям, которые достались тем же немцам от ранних субэтносов вроде баварцев, саксонцев, франконцев, швабов и т. д. Но национализм является центробежной силой, если страна хоть немного размыта этнически, не говоря уже об антропологии (вроде России). Поэтому Германия сформировалась под действием национализма, а США – под действием космополитизма и прочих идей. Для акцентирования на этом внимания я и назвал именно тогдашний немецкий национализм «космополитичным», объединяющим.

Некоторые скажут: но как же, Австрийская империя в середине XIX века – это всего лишь четверть населения немцев, какой национализм! Я отвечу: разберитесь в процессе. Австрийская империя была воссоздана Габсбургами и элитами в 1804 году, но под давлением идей либерализма, свобод и «эмансипаций», катившихся от коммуникативной Англии по Европе, сменила название с Габсбургской на Австрийскую. Это завуалировало монарха, пытаясь консервативно сохранить старое. Но Наполеон уже разнес идеи национализма и народы, населявшие Австрийскую империю Габсбургов, стали мощнейшими центробежными силами. Габсбурги и окружавшая их элита были немцами и проводили жесткую политику сдерживания прогрессивных тогдашних идей, которая вылилась в революцию 1848 года. Правящая элита была старого формата, устаревших на тот момент идей – абсолютизма, монархии, но при этом она была немцами. Меттерних, главный столп политики, был закостенелым консерватором, поклонником абсолютизма, брезгливо относившимся к новым идеям, а сама элита и слабый император были немцами. Хоть они и не являлись открытыми приверженцами национализма с его «нация превыше всего», но они были немцами, которые правят по праву рождения, что считалось еще более консервативным. Хотя революция и носила оттенок демократизации социума, но именно венгры и национализм прочих народов играли самую весомую роль, и они стали самыми активными участниками сопротивления габсбургской элите. Австрийская империя превратилась в Австро-Венгерскую в 1868 году, включив венгров как нацию в название своей империи, открыв им частичный доступ к правлению.

Габсбурги, как и немецкая элита империи, не успевали найти баланс между национализмом и космополитизмом. Именно усматриваемый в них фактический национализм как немцев, но старого политического монархического формата, светскости порождал противоречие. Или же старые взгляды монархической австрийской элиты по линии сюзерен-чернь противоречили новым идеям либерализма, свободы, равенства и национализма. При этом данная элита была немцами и воспринималась уже носителями новых идей разных национальностей: как немцами – угнетателями не только идей свобод, но и других народов. То есть в глазах венгров, сербов, чехов, словак и прочих народов империи с точки зрения появившегося среди них в XIX веке национализма габсбургская элита являлась «немецкой националистической тиранией, которая угнетала все их свободы». Конечно же, это было не так, потому как немцы и габсбургская элита с почти тысячелетней историей правила исходя из предыдущего исторического процесса до возникновения национализма. Просто это была элита старого формата, но в новых реалиях это воспринималось народами как махровый национализм с подавлением свобод. Что-то вроде того, как в 1991 году независимая Украина резко «забыла», что Советский Союз украинцы возглавляли на протяжении свыше 30 лет, а в Компартии Украины на тот момент было 3,5 млн человек, живших в Украине, и перенесла весь негатив СССР на Россию относительно национализма. Обычные люди не разбираются в историческом процессе, а однозначно и быстро находят «виноватых». Таким же образом виноватыми стали сербы в Югославии. Поэтому с точки зрения новых взглядов XIX века габсбургская элита Австрийской империи была махровыми немецкими националистами, которые чуть ли не тысячу лет «угнетали другие народы», хотя это ложно. Этот псевдомахровый взгляд национализма, а также реальное желание немецкой элиты править остальными народами империи, ее нежелание и невозможность сгладить такой взгляд и привели к тому, что почти за столетие империя Габсбургов превратилась просто в Австрию. И эту историю на протяжении столетия можно рассматривать в качестве примера того, как национализм разрушает многонациональное государство в его нежелании или невозможности найти необходимый баланс. Была ли возможность сохранить империю Габсбургов именно в том столетии? Скорее всего, нет. Прежде всего, из-за геополитического фактора местности. Венгрия имела свою мини-платформу, свои опоры на Карпаты, остальные народы также населяли гористые, малокоммуникативные местности со своими мини-платформами, а немецкая габсбургская элита не имела технологий для преодоления центробежных сил, как технических, так и политологических. Элиты Австрийской империи до 1848 года и после значительно отличались, но их развитие, градация были слишком консервативными и не успевали за политическими взглядами масс, а чего-либо кардинально нового они не предлагали.

Появившийся массово в континентальной Европе национализм в XIX веке для Австрии стал центробежным фактором, а для Пруссии центростремительным, и основание этому геополитическое положение. Точно так же, как в средние века протестантизм в католицизме стал для стран с небольшими платформами центростремительным фактором, а для больших – центробежным; для Англии, Швеции, Голландии, Швейцарии – центростремительным фактором, а для Франции с ее Варфоломеевской ночью, Германии (Священной Римской империи) с ее 30-летней войной за доминирование католических Габсбургов против протестантского севера побережья Балтики – центробежным. И тут тоже вы увидите геополитические факторы изоляции и коммуникации. Копнув глубже, можно заметить, почему более «свободный» протестантизм появился именно там и как на это повлияла география.

Бисмарк проявил всё это. Он на основе нового национализма объединил Германию. По сути, на основе новой идеи он объединил Германию на ее западной части Евразийской геополитической платформы между Францией и Польшей с опорами на Балтику и Альпы. При этом Бисмарк подавил центробежные силы раздробленности однородных по этническому и антропологическому принципу немецких земель, а также внешние силы, подогревавшие эту раздробленность, провел Датскую войну (1864 г.) и уменьшил влияние Дании на близлежащие немецкие земли, спровоцировал войны с Австрией и Францией, которые также влияли на немецкие земли и которым была выгодна раздробленность Германии. То есть убрал внешне влияние на разрозненные государства Германии. «Владычице морей» – Британской империи было геополитически выгодно не вмешиваться в процесс объединяемой Германии, так как своим появлением она уравновешивала и ослабляла Францию и разношерстную Австрийскую империю на континенте. Вспомним прагматизм, заложенный Питтом и Палмерстоном. Ослабив внешнее влияние на центробежные силы и усилив центростремительное влияние национализмом, Бисмарк в Версале, в побежденной Франции (тоже из-за геополитики) основал в 1871 году Германскую империю. В основе ее расположились Пруссия с династией Гогенцоллернов, немецкая часть геополитической платформы, опирающаяся на Балтику и Альпы с противоположных сторон, и национализм, единящий немецкую нацию.

Бисмарк показал важность платформы, географической основы государства. В особенности для большого сухопутного государства. Он продемонстрировал важность новой идеи (национализма), которая может быть центростремительной силой объединения. Платформа и центростремительная политическая идея – основы для образования больших государств. Вот в чем ценность Бисмарка. Платформа и центростремительная идея. Важно понимать, что платформа – более важная основа из-за того, что она неизменна. И если нет центростремительной идеи, то она находится в режиме ожидания. Но появление любой идеи, которая начинает играть центростремительную роль, сразу же создает значительные предпосылки для создания и объединения разрозненных образований на геополитической платформе. При этом одна и та же идея в разных геополитических условиях может быть как центростремительной, так центробежной. И это четко показали примеры Бисмарка в Пруссии с объединением Германии и, наоборот, дальнейший распад габсбургской Австро-Венгрии. Поэтому для однородного этнического государства, имеющего свою платформу, национализм хорош и центростремителен, а для неоднородного этнического государства – центробежен и губителен. И это касается не только национализма, но и остальных политических и философских идей. Но в конечном итоге мир должен прийти к универсальной идее, которая снимет значительные противоречия и объединит его. Но это уже вопрос массовости качественного образования, геополитики и времени.

Бисмарк – это понимание платформы и влияние политических идей на ее собирание, объединение или распад, сегментацию в новом времени. И если с платформой всё уже понятно, то на сегментации этой платформы можно остановиться чуть глубже. Разделения государств, которые вроде лежат на одной платформе, возможно добиваться политическим путем. Что это значит? Что можно прививать идеи или распространять их среди населения, и эти идеи могут играть как объединяющий, так и разделяющий фактор. География географией, платформа платформой – это неизменное стабильное понятие. Но сама по себе природа человека, да и он сам подвержены восприятию окружающего мира сквозь призму своего опыта, знаний, образования. И именно на этом играют политики в борьбе прежде всего за свое доминирование как личности, чтобы возвысится над другими со всеми исходящими отсюда выгодами: авторитетом, деньгами, бо́льшими по сравнению с другими возможностями, ресурсами, памятью в веках. Такова природа человека, сформированная под влиянием эволюции. Выживает наиболее сильно и лучше приспособленный. И человек под влиянием в первую очередь биологических факторов, генетики, гормонального фона и прочих пытается выделиться и возвыситься над другими, добиваясь этим более уникального, более выгодного положения. Тут начинается политика. Потому как ему приходится объединять вокруг себя других. Вместе объединив усилия, можно достичь всегда большего, чем одному, – выстраивается иерархическая лестница, которую объединяют идеи. Группы и идеи соперничают между собой, но они живут на земле с ее географией, рельефом, которые образуют платформы. На небольшие платформы идею группы распространить легче, и она там будет стабильней. Поэтому небольшие платформы более стабильны с точки зрения государственного образования. Мы и сегодня видим мини-монархии, княжества, так как идеи там устоялись веками и там всех это устраивает, хотя в основе лежат старые идеи, но величина этих стран позволяет оперативно вмешиваться в проблемы и налаживать ощущение справедливости у групп их населяющих. В бо́льших странах возникают проблемы, и поэтому недостаточно уже личностной монархии, а требуются более объединяющие идеи вроде национализма, который объединяет этнос и закрепляет, сплачивает его на платформе. Для огромных платформ с многочисленными этносами национализм уже пагубен, и требуются новые доминирующие для этих платформ идеи для скрепления и объединения. Как правило, это космополитизм-интернационализм, идеи достижения социального равенства и справедливости и проч. Разности идей сегментируют, разделяют большие платформы. Соответственно, влияя на развитие той или иной идеи, можно усиливать или ослаблять, сталкивая группы носителей. Сталкивание групп населения – это неприглядная основа политики, которую наиболее продемонстрировал еще Древний Рим с его завуалированной максимой «разделяй и властвуй» по отношению к другим группам и союзам. Кстати, и на это тоже влиял геополитический фактор. Но если на протяжении веков до эпохи революций большую роль играл личностный и религиозный фактор, то позднее на первое место вышел социальный с требованиями более справедливого распределения ресурсов между людьми. И здесь вступает в силу опять же фактор географии. Если для малых платформ как скрепляющий фактор работают старые принципы, то для больших играют более важную роль новые факторы, которые основываются на стремлении к более справедливому распределению ресурсов. И чем бо́льшая платформа, тем более важны для нее идеи справедливого распределения ресурсов, потому как большие платформы антропологически, этнически неоднородны и сегментированы по разным признакам. А в основе идеи справедливого распределения ресурсов лежит всегда экономика. Потому чем она больше, тем больше можно «справедливо» распределять или «несправедливо». Соответственно, если для малых геополитических платформ подходят идеи объединения по национальному, антропологическому принципам или древним принципам личности, монархии, то для больших они являются разделяющими факторами, приводящими к сегментации, разделению этих больших географических платформ на более меньшие государства. При этом политически можно усиливать или ослаблять фактор этой сегментации. Яркие примеры малых платформ – это относительно небольшие государства на своих мини-геополитических платформах вроде Венгрии, Грузии, Греции, Италии. Те же США, Китай или Россия не могут использовать принципы национализма, одной нации или древних личностных доминант. США, Китай или Россия, страны больших платформ, стремились и стремятся сформировать государства на таких же принципах, как и малые, но, как показывает история, осуществление стабильного объединения на основе одной только антропологии и «народности» требует очень длительного времени. Китай, дольше всех существовавших государств в относительно одних и тех же границах, до сих пор этнически очень неоднороден, а это почти две тысячи лет истории. Поэтому этим странам необходимо акцентировать внимание на новых идеях, более ориентированных на справедливое распределение ресурсов. И этому уже есть примеры в истории. США с либеральной идеей или Китай за последние тридцать лет показали прекрасное развитие. О сути этих идей я скажу чуть позже. Сейчас важно понимание сегментации больших геополитических платформ и то, что в основе этой сегментации лежат старые принципы доминирования личности и относительно новый принцип XIX века – национализм с антропологическими идентичностями. Это тоже дал понять Бисмарк с его объединением Германии.

Правление Виктории (1819–1901), как королевы Великобритании, а позже и императрицы самой большой в мире существовавшей империи, пришлось на короткий исторический период доминирования старых личностных принципов, монархии, с новым окрасом национализма и экономического либерализма. Своего рода баланс, дрейфующий постепенно от старых идей к новым, превращая старое в культурное наследие. И здесь главную роль играет геополитика. Потому как на основе политических принципов, монархии (личностей и элит), либерализма (свободы экономики с относительно свободной личностью и более справедливым внутри государства распределением ресурсов) и национализма (доминирования британцев над другими народами) – и в этом балансе викторианская Великобритания добилась, следуя геополитической предрасположенности, величайших успехов. Основой этих успехов является доминирование в мире морской парадигмы с ее изоляцией и коммуникацией, использование Великобританией геополитических точек концентрации морской силы, доминирования над платформами более отсталых в технологическом плане народов. Великобритания использовала море как коммуникацию для торговли и транспортировки войск. Великобритания использовала море как изоляцию своим флотом других государств. Великобритания использовала море как закрепление за собой геополитических концентрированных точек влияния. Вроде Гонконга и Макао для вывоза ресурсов Китая, Сингапура как точки контроля трафика моря по разные стороны бассейнов Индийского и Тихого океанов, Бомбея и прочих в Индии для вывоза ресурсов, открытую Австралию колонизировала и как огромную колонию использовала в контроле над Восточной частью Тихого океана. Кейптаун позволил контролировать трафик из Индийского в Тихий океан, Гибралтар и контроль над Мальтой, Суэцким каналом, скрытый дипломатический контроль над Дарданеллами подчинял акваторию и торговлю всего бассейна Средиземного моря, древней колыбели Западного мира. Фолклендские острова контролировали трафик между Тихим и Атлантическим океаном и служили форпостом Великобритании, «замыкающим» Атлантику. И это всё сила моря в ее изоляции и коммуникации. По сути, в руках Британской империи оказались все главные морские пути циркулирования ресурсов на планете, а также сами ресурсы и рынки сбыта. Это приносило огромные деньги, знания, возможности, влияние. Упрощенно небольшая морская Великобритания стала «кровопийцей» значительной части мира, стягивая к себе самые «вершки» ресурсов планеты. Хотя, конечно, не всё так однозначно в плане «кровопийцы», ведь она и распространяла новые знания и цивилизацию, но это было более вторично (шутка). Виктория и ее эпоха – это пик Британской империи.

Основные колониальные войны Великобритании XVIII–XIX веков

Яркий пример того, как политика прошла в ногу с геополитическими принципами изоляции и коммуникации, использования платформ (Индия, Австралия, Китай), сегментации и принципа «разделяй и властвуй», доминирования морской парадигмы над сухопутной в тот исторический период. Почему я немного зло шучу по поводу «кровопийцы»? Потому как, кроме того, что Британия действительно использовала ресурсы мира, пролила моря крови в своем колониальном доминировании (см. таблицу «Основные колониальные войны Великобритании XVIII–XIX вв.», с. 73), был и позитив: распространение знаний, технологий и идей. Также интересно то, что пример Великобритании в ее использовании своей геополитической предрасположенности в морской парадигме ярко противопоставляется Японии, которая, наоборот, не использовала морскую силу и была закрытой державой. Как только она «открылась» (Мэйдзи, 1869 г.) и начала идти в стезе своей морской геополитической предрасположенности, ее так понесло вверх, что пришлось миру останавливать экспансию державы во Второй мировой войне, вплоть до атомных бомбардировок. До середины XIX века Япония фактически не использовала морскую силу и варилась сама в себе, была закрытой и, соответственно, отсталой страной. Но если кто-то вздумает посмеяться над Японией и обвинить ее в вековой «глупости» в сравнении с британцами, то это будет означать лишь то, что этот человек плохо знает географию. Потому как и у японской «закрытости», оборотной стороны этой «глупости», есть прежде всего геополитическая причина. Остров Великобритания значительно ближе к континенту, чем Япония. У Великобритании пролив Ла-Манш с его всего 24 километрами моря в самом узком месте и Северное море, которое является шельфовым с двумя третями глубин до 100 метров. Совершенно другие расстояния, глубины и требования к технологиям их преодоления. Япония окружена глубоким океаном, и лежит она значительно дальше от континента. Поэтому Японии необходимы были новые технологии преодоления моря, а они появились позже. Соответственно, британская навигация началась технологически раньше, чем японская. И в основе лежит фактор технологий в историческом геополитическом процессе, а не какие-либо «глупости». Кстати, постепенный, именно такой же процесс частично можно наблюдать и в историческом транспорте «морской силы», как в древние времена, так и после XV века. Хотя там и позже уже основную роль сыграли географические факторы отдаленности и величины платформ и прочие геополитические причины. Поэтому не забываем о роли технологий в геополитике.

Иосиф Сталин (1878–1953) – очень политизированная личность в современной истории. Прежде всего, политизирована из-за того, что современный буржуазный мир боится реставрации взглядов коммунизма. За последние тридцать лет Сталина всячески заплевывают в средствах массовой информации. Каждое СМИ чуть ли не раз в неделю выдает информацию о плохом кровожадном Сталине и его коммунизме. Естественно, что всё это финансируется и есть множество людей, доходы которых зависят от этого страха. Потому как журналистам, писателям и ученым необходимо тоже что-то «кушать». Всё это вызывает улыбку и иногда даже оскомину. Страх современного мира перед коммунизмом. Улыбку прежде всего потому, что реставрация коммунизма, каким он был при Сталине, просто невозможна в условиях современного мира. И не потому, что работают орды обличителей, а потому, что в мире вырос общий уровень образованности масс. Именно сегодняшний уровень массового образования в мире делает реставрацию коммунизма, особенно сталинского типа, просто невозможной. Почему? Потому что сама по себе грамотность (массовая грамотность) позволяет читать и понимать, что коммунизм в прошлом, сегодня и в ближайшем будущем – это утопия. Утопия по простой причине: природной сущности человека. Естественная, природная сущность человека в борьбе за выживание ставит его личные интересы выше, первичней, чем общественные. Сама жизнь Сталина и других лидеров, пропагандирующих коммунизм, это доказывает. Потому как они жили чуть лучше, чем остальной пролетариат, а остальные доводы этого «лучше» – лишь пропагандистский пафос. И это интуитивно осознается массами, обладающими грамотностью. Кстати, парадокс, но массовую грамотность населению на территориях, подвластных Сталину, дал именно он. Вспомним ликвидацию безграмотности, массовое высшее образование и их рывок при Сталине и его последователях. Но это же образование и дает, может, часто не осознанное, а чувственное восприятие того, что коммунизм – это утопия. Коммунизм в лучших своих чертах невозможен до того момента, пока человек не преодолеет стремление к накоплению, а это стремление человек не преодолеет, пока накопление собственности будет залогом его борьбы за выживание. И никакие «философствования», никакая пропаганда не смогут этого преодолеть, потому как всегда будут одни люди с материальной точки зрения в лучшем положении относительно других. Коммунизм с его диктатурой пролетариата – утопия, ведь найдутся всегда более хитрые в стремлении лучшего материального положения, которые будут мимикрировать под коммунистов-пролетариев или противостоять коммунизму извне. Факт этому – сам сталинский режим. И никакие «чистки» этого не вычистят – это тоже свершившийся и зафиксированный историей факт. Человеческая природа, сама сущность человека в эволюции, в выживании наиприспособленнейшего, в накоплении ресурсов, и она непреодолима. Поэтому коммунизм – это утопия, и для этого, пусть интуитивного, понимания необходимы лишь грамотность, умение читать и получить начальное образование. Реставрация невозможна, так как нынешние коммунисты будут маргинализированы, а даже с легким взглядом на прошлое, на историю эта маргинализация будет крайне устойчивой. С точки зрения «светлых» взглядов на коммунизм, с точки зрения всемирного равенства в распределении ресурсов, а не доминирования одного социального класса над другим коммунизм тоже утопия! Человеческий фактор желания накопления и выживания. Эволюция против коммунизма. Биология против коммунизма. Коммунизм с точки зрения равенства распределения ресурсов возможен лишь тогда, когда человечество разовьет технологию преобразования материи, то есть из любого куска материи, земли или любых «какашек» посредством технологии человечество массово сможет производить необходимый элемент или материал. Из углерода делать золото, из золота – полимеры и т. д. То есть осуществится мечта Средневековья – найдется «Философский камень», преобразующий материю. И эта мечта станет доступной для всех, то есть массово. Только тогда наступит почти коммунизм с его «светлой» стороной. Прекратится накопление ресурсов, потому как в этом отпадет надобность и всё сразу превратится в необходимый материальный ресурс. Верите? Пишу и улыбаюсь – насколько это далеко. Но даже при проявлении таких технологий коммунизм останется частично утопией. Потому как есть «природа человека», и он начнет стремится не к накоплению собственности, а к накоплению других, уже на основе новых технологий, возникших ценностей. И на данных ценностях начнет эволюционировать дальше. Но это уже предмет футурологии.

Наша задача – взглянуть на коммунизм и Сталина по-другому. С точки зрения геополитики. И мы увидим не такого уже кровавого и кровожадного Сталина (шутка). Даже в сравнении с другими политиками, притом с любыми, так как встанет сталинское «лес рубят – щепки летят». Вспомните любого значимого политика – за ним миллионы трупов, начиная от Рамзесов, Македонских, Генрихов, Наполеонов, многих десятков, миллионов, а может, и сотен миллионов смертей колониального доминирования Великобритании и прочих держав вплоть до сегодняшних. Вся история политики – это войны, скрытый и открытый геноцид, прочие тихие смерти миллиардов людей от политики, обратной стороны сущности стремления человека к доминированию и выживанию в группах. Поэтому оставим вопрос морали, который не рассматривает геополитика.

Посмотрим на Сталина. В чем суть? Дело в том, что всю историю человеческой цивилизации можно рассматривать с точки зрения противостояния личного и общественного и нахождения между ними баланса. Это исключительно природный фактор, который диктуется эволюцией биологии человека, его стремлением к выживаемости. Только под давлением личных интересов, личной выживаемости, личного развития, личной передачи знаний и ресурсов дальнейшим поколениям человек вступал в общественные отношения, выстраивал иерархии, образовывал социумы и государства. То есть общественное помогало и служило продвижению личного. Под страхом потери личного формировалось общественное. Это общественное лишь следующий уровень развития личного. И это можно увидеть в любом историческом процессе и развитии человека. Под влиянием личного человек объединялся в группы, чтобы больше добывать ресурсов, питаться, жить лучше, делать свою жизнь безопаснее. При этом он всегда выстраивал иерархии в этом общественном, исходя, прежде всего, из личных интересов, и пронизывал эти иерархии той идеологией, которая создавала между его личными интересами и общественными актуальный на тот момент баланс. Поэтому в основе всех государственных образований и лежит так называемый общественный договор. То есть та идеология, которая создает баланс между личным и общественным. Как только общество стало состоять более чем из одной семьи, перед ним стал вопрос о справедливости распределения ресурсов: почему один получает больше, чем другой? Для объяснения этого и находились идеологии, которые успокаивали тех, кто был недоволен этим распределением. Вокруг этого всегда шла борьба: одни хотели бо́льшего, а других устраивало или не устраивало меньшее – всё зависело от аргументации. В древности это происходило по праву сильного: сильный забирал или контролировал всё распределение ресурсов, находя этому разные причины, объединяя их по праву сильного. Но с ростом населения этой личности противостояло всё больше других людей, которые тоже хотели бо́льший «кусок пирога» или более справедливого распределения ресурсов. Противостояние личностей выливалось и сейчас выливается в противопоставление идеологий, которые аргументируют «правильность» распределения ресурсов в обществе. Из-за этого личного и общественного, из-за биологии развития, эволюции человека всю историю человечества возможно рассматривать как борьбу за более справедливое распределение ресурсов в обществе. И уже только далее вся эта борьба обрастает необходимой аргументацией, философией, «пафосом», идеологией и политологией. Но в основе (первично) лежат чувство голода, секс, продолжение рода, накопление, чтобы уберечь в себя будущем и обеспечить свое будущее и будущее своих детей (страх своего будущего). Именно для преодоления этого страха человек и занимается накоплением ресурсов, при этом для себя он накапливает чуть больше, чем для других. Потому как своя рубаха всегда чуть-чуть ближе к телу, чем чужая (шутка). Вся история – это борьба за более справедливое распределение ресурсов в обществе. И это доминирующий фактор. Все самопожертвования и прочие «справедливости», «героические поступки» – всего лишь одна из составляющей реакции на справедливое или несправедливое распределение ресурсов в обществе.

По ходу взросления человечества в истории, наращивания населения на планете, антропологии, культуры значение самой личности в обществе при распределении ресурсов уменьшалось, но при этом заменялось на аргументацию в идеологии. То есть находились аргументы, почему именно та или иная личность и группа, на которую он опирался, стояла «у кормушки», распределяла ресурсы, при этом получая «чуть больше». И эта борьба из личностной постепенно переросла в борьбу идеологий. Но всё пронизано одним: борьбой за более справедливое распределение ресурсов. Глава клана в древности: всё мое – потому как я глава семьи. Фараон: всё мое – потому как я бог, но вот еще чуть-чуть жрецам, армии. Император – всё мое, потому как я принцепс, первый среди всех, но вот еще чуть-чуть всем остальным в моей иерархии. Монарх Средневековья и в наши дни – всё мое, потому как я помазанник Божий, но вот еще чуть-чуть всем в моей иерархии. Сегодня президент или элита – всё мое, чуть меньшие для иерархии партии посты и «кормушки» – потому как мы избранники народа. Немного примитивно излагаю и не буду вдаваться в философию, политологию или идеологию, потому как в этом лежит целый комплекс сложных факторов. Что движет и почему так – предмет не одной книги по психологии и философии, религиоведению и прочих дисциплин. Поэтому единственное, что нас интересует в данном вопросе, – это констатация факта: всю историю человечества пронизывает одно – борьба за справедливое распределение ресурсов. Всё остальное для нас вторично, хотя важно, потому как геополитика рассматривает мир с точки зрения циркуляции ресурсов и влияний, которые эта циркуляция преподносит. Оттого я не вдаюсь во многие аспекты политики и философии. Распределение ресурсов – вот наше главное и то, что в истории происходит борьба за более или менее справедливое это распределение. Всё остальное не предмет этой книжечки.

Помимо появившегося в XIX веке массового национализма, поставившего распределение ресурсов исходя из тезиса «нация превыше всего», появились также и другие идеологии, которые предлагали разнообразные варианты. Национализм исходит из того, что нации, доминирующей части населения по этническому признаку, в государстве отводится основная часть ресурсов. То есть это эволюция семьи, клана, народности, народа, государственной нации и закрепления за ними права на распределение ресурсов, – опять же исходя из того, что на этом основании один получит чуть больше, а другой, не из этой нации, чуть меньше. Снова неравенство, но по этническому признаку, которое превентивно противополагается другим нациям в борьбе за ресурсы. Наравне с этой идеологией появились либерализм, демократия, социализм, коммунизм, рассматривающие вопрос исключительно из экономической точки зрения. Окрашивая тот же национализм. Правые, центр и левые. Но всё крутится вокруг распределения ресурсов и выяснения, кто в этом более «справедлив». Оборотной стороной этого вопроса является приход к власти более «справедливой» группы с дальнейшим распределением ресурсов, так как она считает это распределение более справедливым и целесообразным. И это факт.

Обычные люди, которые не блещут образованием, чтением, пониманием мира в его причинах и следствиях, воспринимают данную борьбу за более справедливое распределение ресурсов как политическую, между разными идеологиями. Но в то же время они интуитивно чувствуют, что идет борьба групп за власть и за больший «кусок пирога», который достанется группе по факту прихода к власти. Чем проще человек, тем более простые аргументы ему приходят в голову как доказательства. Вспомним булгаковского Шарикова: «Взять всё и поделить!». Далее идут степени градации, как всё взять и поделить, только с точки зрения политических идеологий. Они наслаиваются на геополитические, биологические, психологические, философские, религиозные, экономические и политологические факторы. И получается то, что мы видим сегодня. Но пронизывает это всё борьба за справедливое распределение ресурсов. Всё остальное является аргументирующими наслоениями – красивой оберткой, упаковкой этой борьбы. Националисты ставят нацию как первичного получателя благ в распределении ресурсов. Коммунисты с их диктатурой пролетариата – класс пролетариата, мол, «трудящиеся» должны быть первыми. Либералы – равноценную другим личность и эволюцию. Социалисты ратуют за то, чтобы личность разделяла ресурсы с обществом и общество было первейшим. Всё это маринуется и смешивается под разными религиозными, этническими, смешанными идеями. Но данное является второстепенным после сути – справедливого распределения ресурсов и борьбы за них. Так как всё это очень спорно, смысла об этом спорить нет, кроме того, что названное пронизано фактом борьбы за справедливое распределение ресурсов. Важно то, что именно всё это разнообразие идей, наряду с образованием, толкает общество к пониманию необходимости справедливого распределения ресурсов и заставляет его задуматься и искать причины того, почему одним достается больше, чем другим, и как данное уравновесить. Это оборотная сторона медали политики, притом в разных ее идеях и направлениях решений.

Общество подошло к оспариванию сначала личности, потом групп элит и иерархий личности, затем «избранников» народа и их иерархий, групп поддержки с точки зрения распределения ресурсов. Пока это оспаривание достаточно интуитивно, но есть[3].

Сначала общество оспорило право личности на личное распределение ресурсов – стали пропадать монархи и целые династии, позже подошло к оспариванию групп элит их сопровождения – уничтожили различные дворянства, иерархию герцогов, князей, графов, баронов и прочих. Сталин развенчал несостоятельность доминирования одним экономическим классом над другим. Гитлер обнажил своим правлением несостоятельность и губительность доминирования по этническому принципу – нации. То есть история показала, что справедливое распределение ресурсов не зависит от личности и групп в длительном периоде, а иногда даже в коротком периоде времени. Тот же Сталин боролся против дворянства и буржуазии, утопически выводя на первый план малограмотный класс пролетариата, который, как только приобрел образование, ринулся опять по стезе биологии и эволюции накоплять и, мимикрируя, доминировать. От личности к группе, а потом к обществу. Именно по такому принципу эволюционирует стремление человека справедливо распределять ресурсы.

До Сталина и, конечно, Маркса и Ленина, как идеологов, был Бисмарк с его объединением Германии по национальному, этническому принципу. Сталин своим правлением первый в мире показал, что идеи более справедливого распределения ресурсов хотя и могут быть ложны и утопичны, являются стимулом рывка государства. Особенно если государство начинает развивать эти идеи в геополитической стезе. Малообразованным людям идеи «взять всё и поделить» и стать самим как класс пролетариата над этим распределением ресурсов дали такой стимул, что они чуть не перевернули весь мир. Лишь биология вернула всё на круги своя посредством образования.