Достигнув Мадрида и поторговав там прелестями своей жены, Калиостро приехал с ней в Лиссабон, а оттуда в 1772 году пустился прямо в Лондон.
Первый приезд Калиостро в столицу Англии не был блестящим. Здесь опять главным источником добывания средств явились прелести Лоренцы, которая сумела завлечь в свои сети богатого квакера, откупившегося от неприятностей со стороны накрывшего их супруга солидной суммой в 100 фунтов стерлингов. Правда, не сидел сложа руки и сам Калиостро, успевший в течение своего первого пребывания в Англии побывать в тюрьме за мошеннические проделки не менее десяти раз. Кончилось тем, что приглашенный одним англичанином на дачу для каких-то работ Калиостро соблазнил его дочь. После этого ему пришлось немедленно покинуть страну.
Следующим местом пребывания Калиостро и Лоренцы стал Париж, в который они приехали вместе с неким Дюплезиром, человеком весьма богатым. Калиостро пользовался его кошельком. Со своей стороны, Дюплезир, увидев, что благодаря этому человеку он сильно разорился, сумел убедить Лоренцу бросить мужа. Она, действительно, бежала от него, но Калиостро успел выхлопотать королевское повеление, в силу которого Лоренца была посажена в крепость Сен-Пелажи, откуда ее выпустили 21 декабря 1772 года.
В Париже Калиостро до некоторой степени повезло, т. к. он начал там пользоваться известностью алхимика, заставив многих французов поверить, что у него есть и философский камень, и жизненный эликсир, т. е. два таких блага, которые могли составить и упрочить земное блаженство каждого человека.
В Париже Калиостро удалось собрать со своих легковерных адептов порядочные деньги. Но в это время его начали беспокоить успехи Месмера, открывшего животный магнетизм, и Калиостро отправился из Парижа в Брюссель, оттуда пустился странствовать по Германии, вступая в связь с тамошними масонскими ложами.
В Германии Калиостро был посвящен в масоны, и тогда он увидел возможность применить свои знания и опыт к более обширной деятельности.
Странствования Калиостро продолжались: из Германии он поехал в Палермо, но был там арестован по делу Марано. Кроме того, там ему еще угрожала и другая беда: хотели поднять затихнувшее дело о подложном завещании в пользу маркиза Мориджи. Калиостро удалось, однако, обмануть палермскую полицию. Вскоре после этого он вновь очутился на острове Мальте, где был принят с большим почетом свои прежним знакомым — великим магистром Пинто.
Оставив Мальту, Калиостро перебрался в Неаполь. Отсюда он собирался выехать в Рим, но, убоявшись бдительности папской инквизиции, пустился в Испанию, где, впрочем, не имел никакого успеха. Из Испании Калиостро уехал в Лондон. Именно с этого его приезда в столицу Англии и началась громкая слава этого авантюриста, которая на некоторое время сделала его имя популярным во всей Европе.
Чем же обусловливались необыкновенные успехи Калиостро в Лондоне, а впоследствии и в Париже? Дело в том, что, вступив в орден масонов, он открыл для себя доступ в такие кружки английского общества, в которых не мог бы иметь особого значения как эмпирик, духовидец или алхимик. В нашу задачу не входит рассказывать всю историю масонства, и потому мы заметим только, что оно не представляло ничего особенного до своего преобразования, т. е. до конца XVII и начала ХУШ века, когда, с упадком мистического значения зодчества, стали выделяться из правил древнего масонского братства правила чисто нравственные с применением их и к политическому строю общества. В таком направлении масонство явилось впервые в Англии, где политическая свобода давала возможность возникать всевозможным обществам и братствам, не навлекая на них преследования со стороны правительства. В Англии масоны были приверженцами Стюартов. По этой причине Калиостро, явившись в Лондон последователем масонства, при своей решительности, твердости воли и умении обольщать людей, мог найти для себя обширный круг адептов. Особенной надобности в шарлатанстве при этом не требовалось, т. к. английские масоны не гонялись за осуществлением несбыточных вещей, презирали пустые внешние обряды, пышные церемонии, тщеславные титулы и не допускали высоких степеней масонства. Исходя из этого, образ действий Калиостро среди английских масонов заметно отличался от того, как он поступал среди французских масонов, которые по обстановке своего ордена составляли как бы совершенную противоположность английскому масонству. Подлаживаясь в своих действиях, смотря по надобности, и к обстановке английского, и к обстановке французского масонства, Калиостро был вообще одним из самых усердных и полезных членов этого братства, а его таинственные знания служили ему средством для приобретения себе известности вне масонских кружков, для которых такой человек, как Калиостро, имевший большое влияние на людей, был весьма ценной находкой. Все денежные средства, которые он мог употреблять на свою роскошную жизнь, а отчасти и на дела благотворительные, доставлялись ему масонскими ложами. Между тем богатство Калиостро заставляло многих верить, что он владеет философским камнем.
Во время своего второго пребывания в Лондоне, Калиостро значительно изменился против прежнего: из пройдохи, искателя приключений он превратился в человека необыкновенного, изумившего вскоре всю Европу. Нельзя, однако, не сказать, что и здесь в нем билась прежняя жилка — шарлатанство, но уже далеко не мелочное. Из пустого говоруна Калиостро сделался человеком молчаливым, говорил исключительно о своих путешествиях по Востоку, о приобретенных там глубоких знаниях, открывших перед ним тайны природы. Но даже и такие серьезные разговоры он вел не очень охотно. Большею же частью, после долгих настоянии собеседников — объяснить им что-нибудь таинственное или загадочное, Калиостро ограничивался начертанием усвоенной им эмблемы, которая представляла змею, державшую во рту яблоко, пронзенное стрелой, что указывало на мудреца, обязанного хранить свои знания втайне, никому недоступной. В свою очередь, изменилась и Лоренца, переименованная в это время в Серафиму. Она оставила прежнюю нецеломудренную жизнь, стала теперь вращаться в среде почтенных квакеров, ведя между ними пропаганду в пользу своего мужа.
Действуя подобным образом, Калиостро весьма быстро достиг громадной власти над душами людей, в особенности женщин и женоподобных мужчин. Портреты Калиостро и Лоренцы изображали на веерах и кольцах, носили в медальонах; ставили у себя в домах мраморные бюсты авантюриста с надписью «божественный Калиостро» и т. д. Он же нигде не оставался подолгу, чтобы не дать исчезнуть впечатлению новизны, чтобы не успел проснуться дух критики в одурачиваемых им людях. Случалось, что кто-нибудь из его учеников начинал жаловаться на долгое ожидание результатов в магических опытах Калиостро. На это шарлатан отвечал, что успех зависит, главным образом, от нравственной чистоты обращаемых.
Именно со времени своей второй поездки в Лондон Калиостро стал деятельным масоном, понимая ту выгоду, какую он может извлекать из своих познаний, приобретенных им на Востоке, находясь в составе таинственного общества, имевшего ложи во всех частях Европы.
Не устояли против всеобщего увлечения авантюристом и трезвые голландцы. Так, гаагские масоны приняли его, как товарища, устроив в его честь блестящие празднества. Калиостро вынужден был даже, уступая бесчисленным просьбам основать здесь новую масонскую ложу — для дам. Лоренца стала председательницей этой ложи. Сам же Калиостро готовился к более крупной роли: он изобрел собственное учение, назвав его «египетским масонством». Основную идею этой системы он почерпнул из рукописи какого-то Георга Копстона. Это не мешало ему считать родоначальником своего учения Еноха и пророка Илию, от которых оно будто бы перешло к египетским жрецам, а от них к нему, Калиостро, научившемуся древней мудрости в египетских пирамидах.
Сначала основатель нового масонства выставлял себя посланником великого Кофты; но спустя немного времени он сам назвался этим именем, обозначавшим верховного главу всех египетских масонов. Свою особу он произвел от союза ангела с женщиной. Послан он был человечеству для того, чтобы довести верующих до высшего совершенства посредством физического и духовного перерождения.
Чем же занимался в своих ложах «египетских масонов» великий шарлатан? Ни более, ни менее, как связью с ангелами и ветхозаветными пророками. Вот как происходили эти знаменитые заседания. В комнату, куда собирались масоны, приводили мальчика или девочку, получавших на этот случай наименование «голубя». Калиостро возлагал руки на ребенка, затем мазал ему голову и руки «елеем премудрости». Надлежащим образом подготовленного ребенка заставляли смотреть на руку или в сосуд с водой и говорить, что он там видит. В то же время собравшееся общество занималось продолжительной молитвой, после которой все предавались полному молчанию. В присутствии самого авантюриста ребенок-оракул обыкновенно видел ангела или кого-нибудь из пророков, с которыми и вступал в продолжительный разговор. Диалоги тщательно записывались и служили для рекламы шарлатана.
Впрочем, можно предположить, что в своих операциях с детьми Калиостро не всегда действовал одним обманом. Как впоследствии он утверждал перед судом инквизиции, основой ясновидения детей являлась какая-то особенная, Богом данная сила. Такое утверждение, конечно, только вредило ему в глазах иезуитов; однако, сознавшись перед судом в большинстве своих мошеннических проделках, Калиостро в этом вопросе твердо стоял на своем.
Из Гааги Калиостро отправился в Венецию, где появился под именем маркиза Пелегрини, но, не поладив с тамошней слишком зоркой полицией, перебрался в Германию, в среду германских масонов. Из Германии Калиостро, посетив предварительно Вену, проехал в Голштинию, где свиделся с жившим там на покое знаменитым графом Сен-Жерменом. От него он отправился в Курляндию с целью проехать в Петербург. Вполне могло быть, что поездку в Россию посоветовал ему граф Сен-Жермен, который, по свидетельству барона Глейхена, был в Петербурге в июне 1762 года и сохранил дружеские отношения к князю Григорию Орлову, называвшему Сен-Жермена «саго padre».
В столице Курляндии, Митаве, Калиостро нашел хорошую для себя работу: там были и масоны, и алхимики, и легковерные люди, принадлежавшие к высшему обществу. На первых порах, в феврале 1779 года, он встретил самый радушный прием в семействе графа Медема, где занимались магией и алхимией. Тогдашний курляндский обер-бургграф Ховен считал себя алхимиком, как и майор барон Корф. В Митаве Калиостро выдавал себя за испанского полковника. Он сообщил местным масонам, что отправлен своими начальниками на север по важным делам и что в Митаве ему поручено явиться к Ховену, как к великому мастеру местной масонской ложи. Он говорил, что в основанную им масонскую ложу будут допущены и женщины. Лоренца, со своей стороны, всячески способствовала своему мужу. В Митаве Калиостро явился проповедником строгой нравственности в отношении женщин. Свою неловкость в обществе он объяснял своей продолжительной жизнью в Медине и Египте.
На первых порах Калиостро не обещал ничего такого, чего бы, по-видимому, не мог сделать. Относительно своих врачебных знаний он сообщил, что, изучив медицину в Медине, дал обет странствовать некоторое время по свету для пользы всего человечества и безвозмездно отдать обратно людям то, что сам получил от них. Лечил Калиостро взварами и эссенциями. Своей самоуверенностью он придавал больным надежду и бодрость. По его мнению, все болезни происходят от крови.
Одновременно с этим он постепенно стал пускаться в таинственность. Так, он обещал Шарлотте фон-дер-Рекке, занимавшей высокое положение в обществе (ее родная сестра, Доротея, была замужем за Петром Бироном, герцогом Курляндским) и написавшей впоследствии книгу «Описание пребывания в Митаве известного Калиостро на 1779 год и произведенных им там магических действий» (С.-Пб, 1787 г.), которая сначала ему сильно верила, что она будет иметь наслаждение в беседе с мертвыми, что со временем она будет употреблена для духовных путешествий по планетам, будет возведена на степень защитницы земного шара, а потом, как испытанная в магии ученица, вознесется еще выше. Калиостро уверял легковерных, что Моисей, Илия и Христос были создателями множества миров и что то же самое в состоянии будут сделать его верные последователи и последовательницы, доставив этим людям вечное блаженство. Он говорил, что тот, кто желает иметь сообщение с духами, должен постоянно противоборствовать всему вещественному.