– Найдем, товарищ майор, – ответил он. – Штаб в хвосте колонны, но там такое…
Что именно «такое», он не договорил, а я уточнять не стал. Поскольку БМП, выбросив облако соляровой гари, рявкнула двигателем и выползла на дорогу. Мы лихо развернулись и рванули вперед, против направления движения нашей колонны. Я обратил внимание, что ровная до того момента дорога сейчас словно присыпана хрустевшим под траками мелким щебнем и на ней полно трещин, выбоин и вмятин. Чувствовалось, что снаряды авиапушек и осколки изрядно поколупали творение западногерманских дорожных строителей…
Неожиданно навстречу нам выскочил, едва не врезавшись в нас, «ГАЗ-66» с кузовом, набитым зелеными патронными ящиками и несколькими вояками в пилотках и черных комбезах. Сухаревский резко притормозил (от чего я чуть не провалился в люк) и приглушенно матюкнулся.
Я глянул, куда направилась «шишига». А подъехал грузовик к ближней «Шилке», экипаж которой уже вылез на броню и, сметая с нее на землю стреляные гильзы, откинул крышки в передней части башни. Ага, сообразил я, ребята расстреляли весь или почти весь боекомплект и торопятся перезарядить. Ну что ж, похвально…
А мы между тем тронулись дальше, давя разбросанные по дороге ветки деревьев и какой-то невообразимый хлам. Я и раньше вполне ощущал и даже, можно сказать, обонял, что где-то неподалеку что-то горит. И за поворотом понял, что именно, – далеко не все бомбы, снаряды и ракеты ушли «в молоко», и пилоты НАТО явно не зря получали свои валютные оклады.
За поворотом, у самой дороги, я сначала увидел «БМП-1П» с широко распахнутыми створками десантного отсека, дырой в верхней броне над двигателем, проломом в борту и разбитой, далеко размотавшейся по траве гусеницей. Эта машина не горела, хотя следы пожара на ней были. Как видно, потушили.
А еще я увидел на дороге возле этой «бэхи» трупы. Двое. Обычные наши мотострелки в полевой форме х/б и кирзовых сапогах, при почти полной выкладке. Один лежал лицом вниз прямо на дорожном асфальте, придавив своим телом автомат. Под ним натекла уже приличных размеров темная, сильно загустевшая лужа, а его каска валялась куполом вниз чуть поодаль. Второй боец, с лычками сержанта, скособочившись, полулежал на траве, лицом вверх, рядом с ведущим колесом БМП. На голове его была каска, в руках «АКМ», глаза открыты. Крови или видимых ран нигде не наблюдалось, но полная деревянность позы показывала, что этот сержант давно и непоправимо мертв. Дальше, за подбитой БМП, где торчала задранная чуть ли не вертикально вверх нога в кирзовом сапоге, лежало в траве еще несколько тел в нашей форме и какие-то элементы снаряжения, но их с дороги было плохо видно. В голове само собой возникло: ну что, первых убитых на этой войне немцев ты накануне уже лицезрел, а вот теперь увидел и первых наших покойников. Что скажешь – война зверь прожорливый и она никогда без потерь не бывает…
Метрах в тридцати от подбитой машины, в стороне от дороги торчала еще одна БМП, точнее то, что от нее осталось, – покривленное днище с остатками двигателя и перекосившиеся борта с гусеницами. Судя по нескольким темневшим поблизости крупным, явно бомбовым воронкам, в эту БМП было прямое попадание, и все остальное расшибло взрывом в мелкие брызги, включая экипаж и десант. Трупов вокруг не было видно, хотя… Возле обочины валялась каска. Я присмотрелся и тут же отвел глаза, невольно зажмурившись, поскольку каска, как оказалось, была в комплекте с головой владельца…
Так. Похоже, сегодня мотострелкам досталось. Чего же тут удивительного? БМП с воздуха такая же мишень, как танк или любая другая бронемашина, вот только броня у нее противопульная, и уж ее-то снаряд авиационной пушки, в отличие от танка, продырявит насквозь и даже глубже. Не говоря уж о какой-нибудь противотанковой ракете, класса «воздух-поверхность». Да, блин, как тут не вспомнить очень недавние времена. У нас, танкистов, в голове тоже всяких тараканов хватает. Но, бывало, едем мы мимо полигона и смотрим, как на нем мотострелки глотают пыль и упражняются в «боевом слаживании». Кто не знает – это такое впечатляющее действо, когда мотострелковое отделение с командиром во главе, но без БМП, бегает по полю, имитируя движение машины и отрабатывая некоторые доступные элементы боя (в частности, высадку с машины и развертывание в цепь), но опять-таки без БМП, «пеше-по-машинному». Как говорится, в целях сбережения ресурса и экономии горючего. И мы, танкисты, глядя на них, ржем и произносим разные обидные словечки типа «Не пыли, царица полей!». А оно вон как выходит – на них, получается, почти все шишки сразу же и посыпались…
Дальше я увидел еще две БМП, на сей раз ярко горящие, а точнее – догорающие. Недалеко от них суетились несколько мотострелков. Мой взгляд мимоходом выделил из общего пейзажа солдатика с санитарной сумкой, бинтовавшего голову сидящему на грязной траве парняге в черном комбезе, двух вояк с носилками, тащивших куда-то тяжелораненого со свисающей почти до земли рукой, и нескольких бойцов с молодым лейтенантом во главе, волокущих на себе длинные зеленые трубы (я не сразу понял, что это ПЗРК «Стрела-2М») и какие-то ящики. Тоже, похоже, готовились к возможному продолжению авианалетов. Хотя сегодня нас атаковали в основном с предельно малой высоты, а в этом случае толку от ПЗРК, по-моему, не много. Опять же, вопрос психологии – ПЗРК штатно есть в укладке каждой БМП, но это штука дорогая и стрелять ею умеют далеко не все, поскольку практики маловато. Но ничего, надеюсь, научатся…
Дальше я увидел несколько неповрежденных БМП, укрытых в кустах. Позади них опять что-то горело. И здесь у обочины дороги начали довольно густо попадаться разбитые и горящие гражданские машины и многочисленные трупы штатских бундесдойчей. В одном месте растрепанная баба в порванной от ворота до пупа майке (видно было, что лифчик немка не носит, во всяком случае – сегодня уж точно) и джинсах в облипку тормошила лежащего навзничь в траве явно убитого (его лицо густо залила кровь) мужика в темной одежде. В другом месте два неряшливо одетых мужика оттаскивали от дырявого, словно дуршлаг (дырок было немного, но зато диаметром с кулак – как видно, американские 30-мм попали-таки), «Фольксваген-Гольфа» тело третьего, залитого кровью до степени похожести на какую-то непонятную коричневую куклу. И, кажется, у этого третьего не было правой руки. Дальше среди разбросанных коробок, баулов с барахлом и консервных банок торчал разломанный практически напополам микроавтобус (по-моему, тоже «Фольксваген», на таких в старых импортных фильмах обычно разные хиппи ездили) и лежала лицом вверх, прямо на дороге, широко раскинувшая руки рыжеволосая женщина в синих остроносых туфлях, задравшейся выше колен цветастой юбке и голубой блузке с несколькими красными пятнами на груди и животе.
Я, конечно, в своей недлинной жизни уже всякое видел. Один раз в Эфиопии даже проезжал через палаточный лагерь беженцев из Огадена, на который перед этим скинул пару напалмовых баков сомалийский «МиГ-21». Причем пилот явно специально по лагерю целил, «человеколюбец» хренов. Так вот там люди были не просто убитые, а сгоревшие и, если можно так выразиться, «пережаренные» и просто «жареные»…
Но сегодня при виде всего этого в моей голове почему-то вертелось только ехидно-злорадное «ну что, получили?». Ведь мы же сегодня никого пальцем не тронули, а убивала их без всякого разбора своя же авиация – немецкая и американская. Та, что, по идее, должна была их прикрывать и защищать, летчиков которой содержали на их налоги. Вот она и прикрыла – теперь небось самим страшно стало…
А с другой стороны, у тех же американцев еще со Второй мировой девиз: «Чтобы разбомбить что-то, нужно разбомбить все», и гражданское население они тогда тоже не жалели. С пилотов какой спрос? Они что – всерьез будут высматривать, где военные, а где гражданские? Под зенитным обстрелом? Им приказали атаковать танковую колонну в таком-то квадрате – они и атаковали, не разбирая, где советский танк, а где легковушка с почтенными западногерманскими бюргерами…
Тем временем наша БМП свернула влево, и здесь передо мной в очередной раз предстала картинка, опять-таки достойная 2-й мировой. В какой-нибудь толстой энциклопедии подобные фото обычно подписывают фразами типа «Дороги войны» или «Фашист пролетел».
Все вокруг было в саже и копоти – полотно дороги, трава, расщепленные деревья. Основательно повеяло горелым – и бензином, и железом, и резиной, и, очень похоже, мясом. Сначала нам навстречу попался просевший на ободах сгоревший бортовой «Урал», в зад которому уткнулся второй такой же (обгоревший докрасна брат-близнец), только с КУНГами, потом – разбитый «Зил-131» на пробитых шинах, с оторванным капотом и выбитым ветровым стеклом, а чуть дальше, за поворотом, началось вообще что-то вроде автомобильной свалки. Там лежал на боку сильно дырявый «Урал» с КУНГом, густо чернели воронки, еще дымился выгоревший дочерна «БТР-50ПУ», а вокруг вдоль дороги валялись рамы, кабины, колеса и прочие бренные останки еще десятка сгоревших грузовиков, КУНГов, прицепов и нескольких, измочаленных буквально в хлам «уазиков-469».
– Стой! – скомандовал я Сухаревскому, наконец увидев за автомобильным ломом людей в форме. БМП остановилась. Я спрыгнул с брони на землю.
Вокруг, хрустя щедро разбросанным взрывной волной под подошвы сапог щебнем и битым стеклом, бродил народ. В основном солдаты и сержанты, занятые примерно одним и тем же – отделением еще живых от мертвых и эвакуацией этих самых еще живых. Раненых поднимали и перетаскивали к двум санитарным «буханкам» с красными крестами и бортовому тентованому «Уралу». Там вразнобой, но громко орали явно от нестерпимой боли несколько голосов. Здесь же обнаружилась полузнакомая медсестра Матюхина из нашего Альтенграбовского госпиталя, молодая супруга тамошнего криворукого стоматолога. В прежние времена эта неприступная фифа в основном занималась прививками и добавлением брома в солдатский компот или кисель. Соответственно, сейчас данная, обычно щеголявшая в облитом по фигуре белом халате и модельных туфлях, красавица с идеальной прической смотрелась словно лохушка, в великоватых хромовых сапогах, сдвинутой на затылок беретке и форменном платье х/б с закатанными рукавами и погонами прапора (никогда бы не подумал, что эта Матюхина прапорщик, а значит, не просто медсестра, а военфельдшер). Меня она не заметила, поскольку была занята тем, что не очень умело бинтовала голову какому-то лейтехе с забрызганным кровью воротом полевого кителя, который стонал и всхлипывал. Через открытую дверь ближней «буханки» было видно несколько сидящих там, белеющих свежими бинтами на разных частях тел, фигур. Тут же один щуплый рыжий солдатик заматывал бинтом окровавленную кисть правой руки другому, бритому налысо, приговаривая:
– Терпи, Сеня, сейчас мы тебя в госпиталь…
Бритый Сеня терпел и молча скрипел зубами.