На сей раз их было куда больше, а мне, с покалеченным пшеком на спине, было проблематично быстро сменить магазин в автомате. Так же, как и дотянуться до висящей на левом плече «М-16». Правда, преследователи пока не стреляли. Возможно, они нас плохо видели, а может, все еще считали, что это поляк, сумев вырубить развратного негра, завладел его винтовкой и сейчас ковыляет прочь от них на своих переломанных ногах, в стиле Алексея Маресьева. Да мало ли что еще могли подумать своими вывернутыми мозгами эти заокеанские фантазеры?

– Towarzyz, – осторожно сказал поляк у меня над ухом. – Ih tam do huya.

Вот всегда так – в обычное мирное время они считают себя «угнетаемыми Кремлем», который «диктует им свою политическую волю», кидают в нас какашками и устраивают всякие пакости при помощи своей «Солидарности», а как чего случается – русский Ваня должен, усираясь, вытаскивать этих ясновельможных панов из любой передряги на собственном горбе. В буквальном смысле слова. Паразиты и захребетники, мать их… Хотя я при этих его словах чуть не заржал. Оказывается, пшек знал русский несколько лучше, чем мне показалось вначале, и таки оказался юмористом… Ну-ну, с улыбкой и помирать как-то веселее. Или не веселее…

Можно подумать, я не в курсе, что их до хрена – а то ж я не слышу…

– Заткнись, будь ласков, – попросил я пшека.

– Бьежимь? – спросил поляк с большой надеждой.

– Тебе там легко говорить, братушка фигов…

Хотя братушки – это вроде бы, по определению, болгары, а пшеков или восточных немцев так именовать не принято…

Пот росой тек из-под шлема на брови и глаза. Я бежал, как мог, а точнее – очень быстро шел.

Когда поравнялся со знакомой пивной, понял, что топот позади приблизился как-то уж слишком.

– Н-но пассаран! – сказал я сквозь зубы и вдруг вздрогнул от пришедшей в голову мысли – блин горелый, а ведь где-то я все это уже видел. Явно в кино. Только вот никак не вспомню – где именно…

Идей по поводу собственного спасения у меня было, откровенно говоря, не много.

Поэтому, остановившись у идущей вниз лестницы пивной, я заорал во всю мощь легких в ту сторону, где стояла БРДМ:

– Зудов! Тетявкин! Огонь! По улице! По тем, кто за мной! Огонь!!!

С этими словами я обернулся и дал очередь в сторону подбегающих сзади пятнистых фигур, выпустив все оставшиеся в рожке патроны, а затем, вместе со своей ругающейся последними польскими словами (явно от боли) ношей, скатился по лестнице к запертой полуподвальной двери пивной, тут же как можно деликатне скинув тушку пшека на пол (он при этом помянул какую-то «пршекленту курву») и присев на колени.

На улице кто-то упал, похоже, боезапас я потратил вовсе даже не зря.

В стенку высоко над моей головой ударило несколько выстрелов. Американских, судя по звуку. Стреляли явно на бегу, навскидку. И, естественно, мимо.

Я зашарил в набедренном кармане комбеза. Руки тряслись, и запасной рожок никак не хотел выниматься, цепляясь углами за ткань. Наконец я его вынул.

В этот момент по моим ушам ударило множественным визгом и грохотом:

– Др-р-р-рррр-ду-ды-дыт-дзинь-блям-тыдыц!!!