Во втором заходе, когда он выпустил-таки ракеты, то сбил два самолета. Я во время второго захода пустил в ход пушки. Я слышал несколько глухих ударов, но не заметил ничего серьезного. Я не мог поверить, насколько эффективны эти ракеты. Атака походила на стрельбу картечью по стае гусей. В истребитель Галланда попали несколько 12,7-мм пуль, и после приземления его пришлось отправить в ремонт.
На следующий день, 17 апреля, я взлетел с Галландом, Штайнхофом, Грюнбергом и другими. Мы атаковали строй В-17 над Мюнхеном. Мы добились попаданий, но один из наших пилотов столкнулся с В-17, унеся его вниз. Кажется, это был Эдуард Шмалльмозер. Я сумел повредить другой В-17, однако тот не упал. Я не видел, как Шмалльмозер столкнулся с бомбардировщиком, об этом рассказал позднее Штайнхоф.
У нас было много таких вылетов, но мы также встречались с американскими истребителями. «Мустанги» были постоянной проблемой, они всегда преследовали нас до аэродрома, рассчитывая сбить. Взлет и посадка, как я уже говорил, были самыми напряженными моментами для пилота Ме-262, так как самолет медленно набирал скорость, и ты легко мог свалиться в штопор, если слишком резко толкнешь вперед сектор газа, в результате чего двигатель заглохнет. Это несколько раз случалось с разными пилотами, но мы в результате научились плавно работать газом, что предотвращало катастрофы.
Я заглох один раз еще во время обучения. Я слишком привык резко подавать вперед сектор газа, чтобы быстро набрать мощность на взлете. На реактивном самолете это было страшной ошибкой. Я знаю, что многие пилоты на реактивных самолетах погибли именно из-за такой остановки двигателя на взлете. Ме-262 был очень тяжелым самолетом по сравнению с Ме-109 и FW-190 и на малой скорости вел себя, как кирпич.
В тот день, когда разбился Штайнхоф, его звеном из 6 самолетов командовал Галланд. Вместе с ними были Герд Вюбке, Герд Баркгорн, Эрнст Фарман, Клаус Нойман и Гейнц Бэр, который сбил уже 16 самолетов на реактивном истребителе. Утром 18 апреля 1945 года мы взлетели на перехват группы вражеских бомбардировщиков.
Причиной того, что разбился Штайнхоф, был налет вражеских бомбардировщиков на наш аэродром. На грунтовой полосе тут и там остались воронки, хотя аэродромная команда и пыталась заровнять их. Некоторые были заполнены водой и стали почти невидимы. Самолеты и хранилища топлива практически не пострадали, хотя одна из казарм получила попадание. Я думаю, это произошло как раз в тот день, когда я услышал, что мой старый друг Гейнц Эвальд награжден Рыцарским Крестом. Он заслужил эту награду уже давно, не столько за свои победы, сколько за то, что был чертовски хорошим и верным ведомым.
Как и все остальные, Штайнхоф нес полный запас топлива и ракет, и его левое колесо попало в один такой кратер, который так и не был заровнен. Его левая шина лопнула, самолет резко накренился и едва не врезался в меня, так как я был рядом с ним. Его левый мотор заглох, а самолет лег на левое крыло, преградив мне путь. Я подумал, что сейчас мы столкнемся, я даже был в этом уверен.
Но я успел набрать достаточную скорость, чтобы рвануть ручку на себя и подпрыгнуть, перелетев через самолет Штайнхофа и таким образом избежав столкновения. Однако его самолет тоже подбросило, он опять чуть не ударил меня, а потом рухнул на землю, сломав шасси. Впрочем, этого я уже не видел. Оказавшись в воздухе, я убрал шасси и слегка накренил самолет, потом оглянулся. Я увидел удар о землю и взрыв. Мой самолет тряхнуло ударной волной. Я твердо знал, что Макки погиб. Я даже не мог представить, что такую катастрофу можно пережить. Мне было очень плохо в этот момент.
Макки Штайнхоф оказался пойман внутри обломков, среди горящего топлива, взрывающихся ракет и снарядов. Однако он, горящий, сумел выползти наружу, скатившись на землю. Его доставили в госпиталь, и он каким-то чудом выжил. Я не видел, что происходило после катастрофы, но об этом много говорили.
Когда мы вернулись из полета, нам сообщили о его состоянии. Он был лучшим другом для многих из нас, истинным патриотом и лидером. Все мы чувствовали, что сами ходим буквально на волосок от подобной судьбы. 24 апреля пропал без вести Гюнтер Лютцов, и список потерь продолжал расти. Штайнхоф страдал много лет, после войны ему сделали множество операций, но железный характер и решительность помогли ему пройти через все это. Я отдаю должное его жене Урсуле, которая была его опорой все эти годы.
Бэр в тот день сбил два «тандерболта», он сказал, что с чистым сердцем отпустил бы их, если бы можно было вернуть Штайнхофа. Обычно мы праздновали победы, но в этот день никто не мог радоваться. Я мог бы сказать, что катастрофа Штайнхофа подорвала наш дух, а гибель Лютцова на следующей неделе опустила его еще ниже. Когда через несколько дней был ранен Галланд, а следом за ним после ранения до конца войны выбыл из строя Баркгорн, на JV-44 можно было поставить крест.
Серьезной проблемой было то, что слишком много Ме-262 были неисправны. Нам не хватало запасных частей, топлива и даже боеприпасов. Временами возникали серьезные технические проблемы. Я летал на одном Ме-262, на котором не было указателя запаса топлива и альтиметра. На другом приборная доска была в полной исправности, зато отсутствовала проводка! Один из механиков оказался электриком, он раздобыл каким-то чудом схему проводки и исправил истребитель.
Хотя за годы войны я сбил 197 самолетов, на Ме-262 я одержал всего лишь две победы, а третий бомбардировщик считался вероятно сбитым. Это произошло во время вылета 16 апреля, о котором я говорил. Многие из таких «вероятно сбитых» бомбардировщиков позднее разбились, но без подтверждений с земли их не засчитывали. Бои против американских бомбардировщиков и истребителей сопровождения были очень тяжелыми, так как американцы были прекрасными летчиками, а их техника была превосходной. Я повредил еще несколько самолетов, все бомбардировщики. Это было интересно. Галланд говорил нам, что если мы возвращаемся на самолете, превращенном в решето, мы не подходим для своей работы.
Нужно сказать несколько слов о пилотах JV-44. Я прекрасно помню Готтфрида Фармана и Шалльмозера, который был хорошим пилотом, но прославился тем, что таранил бомбардировщик, сбив его таким образом. Гюнтер Лютцов был еще одним великим человеком. Он не добился особых успехов на реактивном самолете, но был выдающимся лидером и очень смелым человеком.
Мы все знали, что он и Галланд спорили с Герингом, и Галланда сняли с должности командующего истребительной авиацией. Лютцов, который имел Дубовые Листья с Мечами, был серьезным, спокойным и надежным лидером. Он был ветераном Легиона «Кондор», как и Галланд. Я знал его не так хорошо, как хотел бы. Он не вернулся из вылета, и до сих пор неизвестно, что с ним случилось. Это было очень печально. Ну и у нас был Макки Штайнхоф, который был скорее мертв, чем жив.
Утром до того, как мы потеряли Лютцова, Галланд рассказал нам о происшествии с Герингом. Похоже, Гитлер отстранил его от командования и расстрелял. В заключение Галланд сказал, что после нескольких лет войны и потерь Гитлер наконец принял верное решение, только слишком поздно. Геринга сменил генерал-оберст Роберт фон Грайм, которого мы все очень уважали.
Георг Эдер, который был великим пилотом и действительно интересным человеком, добился больших успехов, летая на Ме-262. В годы войны он летал в основном на Западном фронте и заслужил Дубовые Листья. Вместе с Эгоном Майером он прославился тем, что полагал лобовую атаку лучшим средством борьбы с тяжелыми бомбардировщиками даже на поршневых истребителях.
Однако такая атака могла принести успех, только если выполнялась практически молниеносно, ведь скорость сближения в этом случае достигала 1000 км/ч, поэтому для обстрела цели оставались доли секунды. Большим плюсом было то, что при такой атаке ответный огонь был довольно слабым. Эдер и Майер были хорошими пилотами, и я сам видел, как Эдер сбил несколько бомбардировщиков в JG-7.
В конце войны подразделение было расформировано. Галланд был тяжело ранен истребителем и разбил свой Ме-262, однако у нас было не так много потерь, как, скажем, в JG-7. Мы были маленьким подразделением и действовали как эскадрилья совсем недолго. Некоторые пилоты JG-7 были завербованы Штайнхофом, например Кёстер, Лютцов, Грюнберг, Фарман, Хохаген и другие. Эти люди уже обладали большим опытом полетов на реактивных самолетах. Я до сих пор не знаю, как он и Галланд сумели добиться этого, так как они оба вышли из фавора и у Геринга, и у Гитлера. Штайнхоф однажды сказал: «Если вы заглядываете в рот дареному коню, там зубы пропадают».
Когда война закончилась, и истребители были уничтожены, я попал в плен вместе с личным составом эскадрильи. Мы взорвали последние Ме-262 в последний момент, когда американские танки уже подходили к аэродрому. Офицер американской разведки увез меня через Гейдельберг в лагерь для офицеров люфтваффе в Англии.