Роджерсу это не нравилось. Он отправил второй шлюп.
Калико Джек и в ус себе не дул. Он продолжал пиратствовать в западной части Карибского моря, доходя почти до Ямайки. Там однажды он столкнулся с капитаном Барнетом, капером, усмотревшим в этой встрече возможность немного заработать на шкуре Джека.
Словом, Джек был схвачен. Его команда сдалась, за исключением Мэри и Энн. Насколько я слышал, Джек и его парни хорошенько кутнули. Когда на них напали люди Барнета, одни уже храпели, другие не соображали, что к чему. Только Энн и Мэри, как две дьяволицы, бросились на противников с руганью, пистолетами и саблями, однако силы были неравными, и вскоре всех пленили и отвезли в тюрьму Спаниш-Тауна.
Как я уже говорил, Джека судили и повесили.
Теперь настал черед Энн и Мэри.
Слава богу, мне очень редко приходилось бывать в залах суда, но я впервые видел столь людное заседание. Тюремщики повели меня по каменной лестнице, открыли зарешеченную дверь, втолкнули на галерею и велели сесть. Я вопросительно поглядывал на них, надеясь, что они расскажут хоть что-то. Но они лишь подпирали стену, приготовив мушкеты на случай, если я попытаюсь сбежать.
Сбежать отсюда? Руки у меня были скованы кандалами. Народу вокруг – как селедок в бочке. Зрители, свидетели… все безотрывно смотрели на двух дерзких пираток: Энн Бонни и Мэри Рид.
Узницы стояли перед судьей. Взглянув на них, тот ударил судейским молоточком.
– Сэр, я хочу еще раз услышать, в чем их обвиняют, – обратился он к судебному приставу.
Пристав встал и, откашлявшись, произнес:
– Суд его величества утверждает, что обвиняемые Мэри Рид и Энн Бонни промышляли пиратством. В частности, ими с особой жестокостью было ограблено семь рыболовных кораблей.
По залу прокатился негромкий ропот. Я почувствовал, как у меня за спиной кто-то уселся на свободные места. Пришедших было двое, но особого внимания я на них не обратил.
– Помимо этого, – продолжал пристав, – судом установлено, что обвиняемые, находясь в открытом море, захватили два торговых шлюпа, угрожая расправой капитанам и командам этих кораблей.
Судебный пристав продолжал говорить, но я слушал уже не его, а разговор у себя за спиной.
– Эдвард Джеймс Кенуэй… – Я сразу узнал голос Вудса Роджерса. – Родился в Суонси от отца-англичанина и матери-валлийки. В восемнадцать лет женился на мисс Кэролайн Скотт, которую впоследствии оставил.
Приподняв скованные руки, я обернулся. Стражники с мушкетами даже не шевельнулись. Они лишь внимательно наблюдали за мной. Рядом с Роджерсом сидел Лауреано Торрес, в котором сразу угадывался человек, имеющий власть. Элегантно одетый, собранный. Он словно не замечал духоты зала. Сюда они пришли явно не из желания посмотреть, как вершится суд над пиратками. Их привели тамплиерские дела.
– Мне говорили, что эта Кэролайн – прелестная женщина, – сказал Торрес, приветствуя меня легким кивком.
– Только троньте ее, ублюдки… – прорычал я.
Роджерс подался вперед. В мою рубашку что-то уткнулось. Посмотрев вниз, я увидел дуло пистолета. Рана, полученная в Обсерватории, только чудом не воспалилась и не вызвала гангрену, но так до конца и не зажила. Естественно, Роджерс о ней не знал и знать не мог. Однако дуло уперлось как раз в то место, заставив меня поморщиться от боли.
– Если тебе известно местонахождение Обсерватории, назови его, и тебя сейчас же освободят, – сказал Роджерс.