Письмо я заканчиваю почти в полночь, но в коридоре до сих пор шумно. Свободу старшеклассников никто не ограничивает, поскольку предполагается, что мы достаточно взрослые и умеем ею распоряжаться. В себе-то я уверена, но вот в одноклассниках не очень. У моего соседа напротив возле двери высится целая пирамида пивных бутылок – в Париже шестнадцатилетним разрешается пить вино и пиво. А вот крепкие напитки только после восемнадцати.
Конечно, я прекрасно вижу, что творится вокруг.
Интересно, когда мама подписывалась на все это, она осознавала, что я могу здесь пить на законных основаниях? Когда об этом упомянули на семинарах по жизненным навыкам, мама была сильно удивлена и вечером за ужином прочитала мне длинную лекцию об ответственности. Но я не собираюсь напиваться. Мне всегда казалось, что пиво воняет как моча.
На проходной работает несколько человек, все на полставки, а вот смотритель в общежитии только один. Его зовут Нейт, и комната у него на первом этаже. Он учится в аспирантуре одного из близлежащих университетов. Должно быть, ему хорошенько приплачивают за то, что он с нами живет.
Нейту двадцать с небольшим, он небольшого роста, бледнокожий и гладко бреется. Звучит дико, но выглядит он весьма привлекательно. У него вкрадчивый голос, и он как будто бы неплохой слушатель, однако в его тоне всегда сквозит серьезность. С таким шутки плохи. Моим родителям он понравился. А еще рядом с его дверью стоит емкость с презервативами.
Не уверена, что родители это заметили.
Ребята с первого и второго курсов живут в другом здании. Комнаты у них рассчитаны на несколько человек, мальчики и девочки живут на разных этажах, и всегда под присмотром. Кроме того, у них действует комендантский час. У нас его нет. Мы лишь должны расписываться по вечерам в журнале, отмечая время прихода и ухода, чтобы Нейт знал, что мы все еще живы. Да уж. Уверена, никто ни разу не пренебрег этими мерами безопасности.
Я медленно иду по коридору в ванную комнату. Занимаю свое место в очереди – здесь всегда очередь, даже в полночь, – за Амандой, девочкой, которая приставала к Сент-Клэру за завтраком. Она ухмыляется, разглядывая мои выцветшие джинсы и винтажную оранжевую футболку.
Не знала, что она живет на моем этаже. Супер!
Мы молчим. Я вожу пальцами по цветочному узору на обоях. Дворец Ламберт – это специфическая смесь парижского шика и подростковой практичности. Благодаря хрустальным светильникам коридоры заливает золотистое сияние, но в спальнях гудят флуоресцентные лампы. На полу глянцевый паркет, но коврики – промышленная штамповка. Лобби украшают свежие цветы и лампы Тиффани, но вместо кресел жалкие диванчики на двоих, а на столах нацарапаны инициалы и неприличные слова.
– Так вот кто у нас новый Брэндон, – говорит Аманда.
– Что, прости?
– Брэндон. Двадцать пятый. Его исключили из школы в прошлом году – учитель обнаружил у него в сумке кокс. – Аманда окидывает меня хмурым взглядом еще раз:– Так откуда ты?
Я понимаю, что девушка имеет в виду на самом деле. Аманда хочет знать, с какой стати на его место взяли кого-то вроде меня.
– Из Атланты.
– О! – говорит она таким тоном, словно это объясняет мою полнейшую провинциальность. Да пошла она! Атланта – один из самых больших городов в Америке. – Вы с Сент-Клэром так мило общались за завтраком.
– Гм…
Неужели она меня боится?
– Но я бы твоем месте не питала иллюзий, – продолжает Аманда. – Ты не настолько хороша, чтобы он бросил ради тебя свою девушку. Они будут вместе
Это был комплимент? Или нет? Манера Аманды делать ударение на отдельных словах реально действует мне на нервы. (Мои