Около причала оказалось недостаточно глубоко, чтобы исполинский противник утонул. Демон не пошел ко дну, а встал на ноги, и воды ему было по грудь. Увесистую шипастую дубину из трехпалой лапы он не выпустил. Подняв оружие над головой, он некоторое время оставался недвижим.
Сквозь переплетение решетки за спиной рогача Конан видел очертания лодки и людей в ней.
— Ну что ж,— вслух подумал воин, насмешливо глядя на подбирающееся к каменной площадке безголовое создание,— так все же лучше. Теперь я выше тебя.
Когда демон оказался у самого края причала, Конан отошел на недосягаемое для удара дубиной расстояние, заняв позицию напротив свободной руки чудовища. Чтобы продолжить схватку, рогачу требовалось забраться на площадку. Существо положило левую — свободную — руку на причал. Царапнули о камень когти. Этого варвар и ждал.
Молниеносный бросок вперед, мелькнувший в воздухе меч — и сталь впилась в один из трех пальцев кисти рогача Беззвучно взметнулась пораженная конечность. Часть пальца с когтем, схожим с клювом хищной птицы, осталась на камне, а обрубок на поднятой вверх руке толчками выбрасывал из себя густую темную жидкость. Киммериец, добившись своего, без малейшей задержки вернулся в безопасную зону.
— Ага, значит, в тебе есть кровь,— обрадовался варвар,— И она вытечет. Теперь-то ты точно подохнешь, сын подземной шлюхи!
Дальнейшее напоминало зрителям одну из детских игр, в которой Конан мальчиком любил участвовать: один из играющих вставал с деревянной палкой в очерченный на песке круг, а остальные — безоружные — пытались проникнуть за черту, уворачиваясь от его ударов. Водящему выходить из круга запрещалось. Проникновение игрока внутрь считалось концом забавы. Конан обычно побеждал — неважно, стоял ли он с палкой в руке или пытался попасть за заветную линию.
Раненый демон предпринимал отчаянные попытки выбраться из ловушки. Для этого ему нужно было опереться о камень. Но киммериец, державшийся поближе к свободной руке рогача, совершал выпады всякий раз, как только его враг касался причала. Конану не удавалось достать мечом вовремя реагирующего противника, но теперь главным было не это. Главное — удерживать врага в капкане, пока тот не истечет кровью.
Эта смертельная игра тянулась долго. Но северянин не ослаблял внимания ни на секунду, и потому потуги монстра застать человека врасплох ударом дубины пропадали втуне.
Наконец Конан заметил, что рогач устает. Движения чудовища стали замедленными, и вскоре он пропустил второй выпад. Еще один палец превратился в обрубок. Предчувствуя скорое наступление агонии, существо предприняло последнюю попытку расправиться с человеком. Оно метнуло единственное оставшееся у него оружие — дубину.
И человеку опять удалось увернуться.
Тогда рогач положил обе руки на причал и начал вытягивать себя из воды, не обращая внимания, что его безжалостно и безнаказанно кромсает враг-человек.
Конан неистово размахивал мечом — летели в разные стороны клочья кожи, куски мяса, кровь заливала камни. Рогачу почти удалось забраться на причал, когда тело его сотрясла смертельная судорога, и он стал медленно сползать в воду… уже навсегда.
Поверженная громада заполнила все водное пространство от каменной кладки до решетки. Крик радости донесся до Конана, и киммериец победоносно поднял меч над головой.
Неожиданно наступила темнота, столь же непроницаемая, как и перед появлением их в этой пещере.
Конан почувствовал, что пол под ним становится вязким и ноги погружаются в него. Что-нибудь предпринять не представлялось возможным; он осознал, что сейчас полностью находится во власти некоего магического могущества.
Вдруг непроницаемость тьмы нарушилась. Образовались участки света, кожа ощутила усиливающийся ветер. И этот ветер сдувал тьму, уносил ее, как пух с тополей, как пепел сгоревшего пергамента. Сильный, быстротечный, почти ураганный порыв разом уничтожил остатки мрака.
Ничего, никаких следов не осталось ни от пещеры, ни от туннеля, ни от демона.
Конан увидел вблизи себя лодку и своих спутников. Изумление на их лицах сменилось восторгом.
Северянин стоял по колено в воде. Перед ним расстилалось море невероятной прозрачности, а позади, совсем рядом, за полосой прибрежных валунов виднелись берег и лес — земля!