– Усатый, высокий, как палочник, – дизайнер. Сушил волосы публично. Наклонился, чтобы почистить ботинки, – на улице. А когда нефтескважина умных идей у него в голове иссякла, ему и выслали голубой конвертик. Видишь рядом с ним двух теток в кофтах с принтом из пятен поверх зайцев и оленей? Его наказание – леопардовый этаж. В номере – всё красное с черным, а покрывало – светло-зеленое в розовую розочку.
– А вот тот, что в стену бурчит, – твой антипод. У него внешний источник мыслей: едем лесом – лес поем, едем полем – так орем. Точил карандаши с обратного конца в офисе на шестьдесят второй, представляешь? Два месяца без собеседника! Как бы не тронулся умом.
– Длинная в черном – редактор. Гуру интернета. Чувство слова как музыкальный слух. Привела своего сыночка пятилетнего в зону отдыха для взрослых. Он испугался чего-то, визжал. Ох, я бы крысиного яду таким подсыпала! Люди приходят отдохнуть, побыть в тишине, а им – детские крики, ор, смех. Есть же специальные детто – гуляй там не нагуляйся. Я со своими только туда ходила, и ничего, выжили как-то! Может, помните, в сети была целая волна в ее поддержку? Там еще какие-то обмылки из правозащитников покряхтывали, вошью меня обозвали. Скарлетт О’Хара мой ник. Не слышали? И почему люди такие злые? Короче, ей дали полторы тысячи страниц графомании. Текст нужно отредактировать за три недели. Да, и полный запрет на курение и углеводы.
Говоря, Инна гребла по столу лопаточкой правой руки: короткие пальцы были одинаковой длины. Лиля пила кофе и наблюдала за ней: подбородок – тремя неровными линиями, под ними – сдутым шариком кожа. Возраст – не больше сорока пяти. Рот тонкой скобой прибивал презрительное выражение к лицу: даже когда Инна смеялась, уголки губ смотрели вниз, будто порвались веревочки, которые должны были тянуть их наверх. Пористый нос припудрен. Прическа и маникюр – аккуратны. Пискнул айфон.
– Извините, – перебила Инна сама себя и провела пальцем по экрану: – Алё? Привет! Что делаешь? Гуляешь? Ты что, холостая, что ли, гулять? А, вдвоем гуляете. Понятно. Ладно, я не могу сейчас говорить, на работе, да, да. Нет. Потом поговорим. Давай.
Она спрятала телефон в складках юбки:
– Дочка. Старшая. Я же давно палачом артачу, а нам сразу “Д”-категорию дают. Ради этого и пошла. Двадцать лет уже дылде. Как родилась, так с первого дня права и качает. Звонит мне, кричит в трубку: “Я взрослый, самостоятельный человек!
Я замужем!” А я ей: “Ага, взрослой ты станешь, когда у меня карточка сбербанковская в телефоне пикать перестанет, что ты оттуда деньги снимаешь!”
День прошел под скрежет болтовни. Заснуть без таблеток сна не получалось. Кровать натирала. Манил холод стекла. Лиля встала и прижалась лбом к окну. Старик сидел на скамейке. Она накинула пальто, спустилась и села рядом.
– Луна, – тихо сказал старик. – Это ее свет.
Глаз у него не было. Слеп. “И красив”, – подумала Лиля. Ей захотелось к нему прикоснуться. Старик вытянул руку и потрогал ее лицо. Его пальцы мягко спустились от волос к подбородку, прощупывая рельеф.
– Ты красивая, – констатировал он, – редкая вещь. Из 613-го? Интересный номер. Удачи.
Из-за черных клякс на небе действительно вылезла луна.
Лиля решила опробовать кровать. Выставила режим, нажала старт. Простыня, подушка и одеяло неслышно всосались в пылесос, открывший пасть слева, в стене. Одновременно с этим снизу справа вылезло и натянулось новое белье. Внутри кровати забулькало и закрутилось. Входная дверь незаманчиво распахнулась.
– Обслуживание в номерах! – чуть громче приятного сказала Инна и посмеялась над своей шуткой.
После завтрака они прогуливались по расстеленной траве. Табличка оповещала, что по ней можно ходить до 16:45. Солнце, весеннее и наглое, прибивало к земле. Оно было уже теплым. Ветер – ледяным. “Моя кожа, как старая вафля, скоро потрескается и осыпется с рук”, – думала Лиля, представляя себе, как выдавливает белый червячок отнятого увлажняющего крема на тыльную сторону ладони. Инна говорила. Голова болела.
– Второе-то у меня кесарево было. Живот только разрезали, он сразу орет. Захлебывается, но орет. Врач удивился: “Какой прыткий!” Потом показывает мне: “Ну как тебе, нравится?”
Я говорю: “Да чего там нравиться-то? Вы его протрите сначала, помойте, что ли, заверните в чистое, я потом посмотрю”. Врач: “Первая нормальная мать попалась. Другие-то сразу сюсюкать: ой, какой миленький, какой красивенький!” Вот говорят: вы нос зажмите, чтобы ребенок проснулся. Мне интересно было: я зажимала. Ни фига! Рот откроет и дальше дрыхнет!
– Есть ли тут бассейн? – спросила Лиля.
– А ты думаешь, вон та стеклянная коробка – это что? Хрустальный гроб для Белоснежки-переростка? – Инна переключилась на другую тему мгновенно, как радио в машине. – И бассейн, и спа, и бани! Но сейчас мы идем в ТЦ. Обновлять тебе гардероб.