— Извольте, я отвечу. Лохи настолько деградировали, что не могут сами себя обеспечивать аминореллой. Им лень. Они будут голодать, но и не подумают прикатить цистерну с водой, чтобы наполнить бочки. Приходится принуждать их, посылая стражу, чтобы она заставила их обеспечить себе пропитание.
— Неужели вы не понимаете, что это ваша каста погрузила их в дикость и невежество? Вы, только вы низвели их до уровня животных!
Зет брезгливо поморщился:
— Нам не нужны подданные с академическим образованием. Вполне достаточно того, что они отличают уранит от куска пустой породы. Поймите, мы не садисты. Но наши возможности крайне скудны. Мы можем существовать лишь за счет быдла. И быдло должно быть быдлом, чтобы оно не способно было даже помыслить об иной жизни.
— Они не быдло, в том-то и дело, — возразил Улье. — Я жил среди них. И я знаю, что говорю. Они — все что угодно, только не быдло. Как бы вы ни пытались втоптать их в грязь, они остаются людьми.
— Вы судите о нас с каких-то абстрактных и тривиальных позиций. Повторяю, мы не изверги. Мы вполне разумные властители. Например, мы всячески приветствуем разделение наших подданных на покорных лохов и уклоняющихся от добычи урановой смолки урок. Ибо лохи, даже если способны к воспроизводству потомства, плодят калек. А урки — носители здорового генофона, не соприкасавшегося с радиацией. Если бы не они, равнина с течением времени оказалась бы населена ублюдками. Некому стало бы пополнять ряды штемпов и контингент Хранителей Мудрости.
— Кроме разумности есть еще человечность.
— Гм… Вряд ли вы способны воспринять то, что я вам скажу, однако послушайте. Власть есть знание, а знание — власть. Обе функции бесчеловечны в том умысле, какой вы придаете этому слову. Я бы сказал, что они внечеловечны по отношению к лицу, которое эти функции отправляет.
— Вы жонглируете понятиями. Суть от этого не меняется.
— Я же говорил, вы не поймете.
— Вот что я хотел бы понять, — немного погодя заговорил Улье. — Скажите, Зет, а ведь там, на равнине, живут ваши отец, мать, ваши братья и сестры. Если они еще живы, конечно. У ваших братьев руки разъедены язвами. Ваш отец ослеп от лучевой катаракты. С вашей матерью забавляется на пляже первый встречный. Неужели это никогда не приходило вам в голову? Вам не страшно? Не больно за них?
Юноша высокомерно вскинул голову.
— Не говорите мне о биологических узах. Для нас, Хранителей Мудрости, они — ничто. Меня вскормил и воспитал Корабль. И я предан одному ему. Это колоссальное стальное чрево, этот гигантский каменный столб — истинные мать и отец мои.
— Ладно, оставим символику. Но хоть что-то человеческое в вас должно быть, в конце концов?
— Что вы имеете в виду?
— Потребность в любви. В спутнице. В детях.
— Хранители не нуждаются в ложных ценностях. Мы — мозг Корабля. Любые страсти нам только помешали бы, внесли разлад и смуту в нашу жизнь. Все, что выходит за рамки рационального, мы отметаем начисто.
— Могу представить, с каким трудом вам это удается.
— Ничуть. Я стерилизован, — заявил Зет. — Как и все Хранители.
Потрясенный Улье не нашелся, что сказать.