С годами я стал всё чаще задумываться, в чём, собственно, смысл моей работы, а по сути, всей жизни. Неужели мой интеллект, способности и знания должны служить некоему постоянному противостоянию, незримой войне, которой нет конца и края, а человечество никогда не сможет жить в мире и спокойствии? Зачем нужна перманентная борьба бредовых политических идей? Похоже, изречение древних римлян – «Хочешь мира – готовься к войне!» действительно отражает непреложную истину бытия людского…
Внутренний регулировщик, спящий до поры до времени глубоко во мне, словно ударил током. Только не хватает, чтобы кто-то подслушал эти мысли. Хотя что случится страшного? Ну, уволят… Можно реагировать, например, как Эйнштейн. Мол, выбрал бы самую свободную профессию – водопроводчика или уличного торговца.
Неожиданно мои мысли перекинулись на Надю. С чего бы? Наверное, с того, что она вряд ли полюбила бы водопроводчика. И в чем вообще у водопроводчика счастье? Где в его работе адреналин, игра гормонов? Что мне тогда делать с проклятым тестостероном, который постоянно требует выхода? Куда спрятать ноющее томление?
Не слишком ли жестоко я обошёлся тогда с Наядой? Хотя, может, не столько с ней, сколько с самим собой…
Надо взять себя в руки и перестать наматывать сопли на кулак. Ведь так недолго провалить задание! Его пока еще никто не отменял, как тогда в Эфиопии, так что надо продолжать дневать и ночевать в небольшой, прокуренной насквозь комнатёнке с разбитыми оконными стёклами, скрипучими полами и заплесневелыми стенами заброшенного строения на окраине лондонского Ист-Энда. Хорошо еще, что муниципальные власти не успели снести развалюху. Удобней для наблюдения места не найдешь. Так что спасибо тебе, Флауер-стрит, что приютила…
Я уже не раз клял себя за то, что опрометчиво засветился на Хайгейтском кладбище во время похорон Люсинова, тем более что цели не достиг – не сумел войти в должный контакт с Лизой. Ва-банк оказался неудачным.
Между тем ошибку необходимо исправить и каким-то чудом проникнуть всё-таки в дом вдовы, переговорить с ней с глазу на глаз и попытаться выяснить реальные обстоятельства гибели Вадима. Хотя, не ровен час, рисковать буду напрасно – вдруг Лиза ничего не знает? Что тогда докладывать в Москву? Генерал и так, наверное, рвет и мечет, что я не выхожу на связь. Наверняка забросал уже новыми шифровками.
Его можно понять. Кремлевское начальство, как всегда, прессует, требуя немедленных и, главное, нужных результатов. Только какие они, «нужные»? Лично мне это пока непонятно. Вот и приходится хвататься за Лизу, как утопающий за соломинку. Информация, записанная на флэшке, которую в последний час передал жене Вадим, наверняка пролила бы свет на реальные обстоятельства и причины трагедии.
Недаром ищут и Скотланд-Ярд в лице длинноногого худющего следователя Барлоу, и спецы из МИ-5. Да-а, серьезные соперники…
Используя специальный миниатюрный детектор, я давно и без труда обнаружил, что особнячок Люсиновых находится под неусыпным наблюдением дистанционных микрофонов и видеокамер. Такую же технику слежения мог бы использовать и я сам, но риск быть мгновенно засвеченным заставил отказаться от соблазна пойти легким путем.
Флэшка Люсинова, главный объект нашей общей охоты, совершенно очевидно никем пока не найдена. Это главное. Напичканная повсюду сверхумная техника продолжает работать, и сразу напрашивается вывод: коль скоро Пинкертоны всё ещё не оставляют в покое Лизу, значит, они не добились желаемых результатов.
Уже четвертый день в дом, где только что скончался хозяин, беспардонно наведывается детектив Барлоу. То он подолгу там остается, то, усадив в машину вдову, увозит её в неизвестном направлении. Возвращается в таких случаях «парочка» поздно ночью. И судя по странной походке Лизы, вдовушка каждый раз пребывает в довольно сильном подпитии. Немудрено, что Барлоу уже не раз задерживался в чужом доме до самого утра…
Есть ещё одно необъяснимое и странное обстоятельство, беспокоившее меня: в доме должен находиться сынишка Люсиновых Антон, но паренёк почему-то ни разу не попал в поле зрения объективов. Признаться, я втайне питал надежду, что именно сын моего бывшего коллеги сможет оказаться полезным в получении нужной информации.
Днём возле дома Люсиновых ничего особенного не происходит. Время от времени Барлоу отъезжает по делам на своём зелёном «Ровере». А вместо него к дверям дома, ковыляя, как квочка, подходит некая пожилая дама с гружёнными доверху кошёлками. Скорее всего, приходящая прислуга, живущая где-то по соседству.
Несколько раз я видел, как из дома неуверенной походкой, спотыкаясь почти на каждом шагу, выходила сама Лиза и направлялась в ближайший магазин. Очевидно, у неё заканчивалась выпивка.
За всё это время Лизу, кроме детектива, практически никто не навещал. Даже падкую на сенсации журналистскую братию полиции каким-то чудом удалось отсечь. Лишь однажды в сопровождении многочисленной охраны вдову посетил сам господин Эленский, но пробыл в доме недолго, после чего через двадцать минут к особнячку подкатила карета «Скорой помощи». Очевидно, женщина была уже в таком состоянии, что бывший патрон ее мужа вынужден был проявить гуманность и сострадание и вызвать к вдове неотложку.
Анализируя собственные многочасовые наблюдения, я пришёл к неутешительному выводу: Лиза явно впала в тяжелейшую депрессию, усугубленную длительным запоем. Впрочем, не исключено, что психосоматическому коллапсу вдовы в немалой степени поспособствовал Барлоу. Он, например, мог вкалывать ей психотропные препараты, надеясь хоть таким способом выудить нужную информацию.
Но это же в принципе невежество! Если Барлоу действительно рассчитывает, что подобные методы способны разговорить Лизу, то глубоко ошибается! Он только глубже загоняет её в угол и тем самым всё дальше уводит от реального мировосприятия. Неужели в Скотланд-Ярде их этому не учили? Словом, если эксперименты с женой Люсинова так пойдут дальше, то она очень скоро очутится в психушке.
И надо же, как в воду глядел. На пятый день наблюдения примерно около двенадцати дня к дому в очередной раз подкатила карета «Скорой помощи», и трое дюжих санитаров в зелёных халатах молча вывели Лизу и затолкали в машину. Та, конечно, брыкалась, вопила, оглашая окрестности отборными непристойностями сразу на двух языках. Но ни двери, ни окна ни в одном из окрестных домов так и не отворились. В Англии не любят вмешиваться в чужие дела. Впрочем, как и у нас в стране, особенно в последние годы.
– Убийцы! Подонки! Евнухи! Оставьте меня! Я хочу к нему! Все вы мизинца его не стоите! – были последние ее слова, которые я расслышал.