— Но по дороге твой отец встретился ему. и твой отец обнажил оружие против стадира его невесты, и против его самого. И теперь, и твой отец, и все его люди мертвы. Как ты думаешь, что тут больше, глупости твоего отца или вины Хродвальда?
Кетиль молчал.
— Но, как велит закон, любая вражда должна быть окончена вирой. И я задам тебе последний вопрос. Что ты выберешь, сын Гудмунда, взять от меня плату за кровь, и обещание что я удержу Хродвальда от дальнейшей вражды. — Торвальд заглянул в глаза Кетиля — Или ты позовешь друзей и родственников, чтобы взять виру железом?
— Я согласен на виру — ответил Кетиль вздохнув.
— Мудрый ответ, не мальчика, но мужа. Я дам тебе трех овец за каждого убитого…
Кетиль вскинулся, и попытался вывернуться из под Руки Торвальда, возмущенно бубня в повязку. И не удивительно, ведь такую малую виру не дают даже за рабов!
— Ну-ну, тихо, тихо — Торвальд швырнул Кетиля к спине сарая, не дав ему вырваться. От удара тот вскрикнул, видимо отдалось в челюсть. торвальд ухмыльнулся, и прижал палец к повязке Кетиля, там где, как ему думалось, у него был рот. Хотя, судя по последствия от удара Клеппа, в этом не было полной уверенности. Кетиль глухо застонал, должно быть, ему было больно. По лицу юноши покатились слезы.
— Или, ты можешь отказаться от виры — Торваль ухмыльнулся еще шире — И начать тяжбу. Тяжбу с Хродвальдом, любимцем бога. А может, ты выйдешь на хольмганг? Против Хродвальда, что бился с мертвецами и колдунами, и отнял их добро. Против Хродвальда, что отнял у Эгиля Черного его корабль. Скажи, кто из известных тебе людей враждует сейчас с Эгилем Черным? — Кетиль осторожно помотал головой. Торвальд одобряюще кивнул — Вот именно. никто не отваживался враждовать с Эгилем Черным, кроме тех, кого он уже убил. Но ты не прав, такой человек есть. Это мой брат, Хродвальд — Торвальд махнул рукой в сторону драккара. — И я задам этот вопрос, только один раз, но подумай прежде чем ответить. примешь ли ты мою виру, или попытаешь счастье с моим братом, его берсерком и колдуньей?
Надо отдать должное пареньку, Кетиль согласился не сразу. Он долго стоял, и дрожал как от холода, но смотрел твердо в глаза Торвальда. Но все же, Кетиль согласился. И сгорбившись пошел к своим.
Торвальд догнал, его, и приобнял за плечи. Он не рассчитывал что все пройдет так гладко, и был готов легко повысить цену вдвое. А может, даже вчетверо, но не сразу. Но раз уж Кетиль согласен на такую, то зачем перечить человеку, у которого и так горе.
— Мне жаль твоего отца — тихо говорил Торвальд — Он был упрямым, но хорошим человеком. Если хочешь, я разрешу твоим работникам самим выбрать овец из моих стад. Ну не печалься Кетиль, ночь всегда сменяется днем!
Глава 15. Очевидные вещи
Нет ничего важнее, чем чувствовать своих товарищей в бою. И нет ничего лучше, для того чтобы научиться этому, как совместное, долгое, и монотонное дело. Например, слаженно грести веслами. Хродвальд не успел поиграть со своей новой командой в битву, походить стеной щитов, определить место в строю для каждого. Торвальд сильно торопил его — за то время, пока Хродвальд гостил в Херверстадире, пришел еще один гонец, с вестями о дире. И вести были тревожные — дир задрал шесть овец. Нельзя было ждать, пока дир начнет убивать людей, или даже коров. Пора бы было это прекратить, и кто как не Торвальд должен был это сделать? Или брат Торвальда. Поэтому Рафнсвартр неторопливо резал воду Фьорда Семи Битв. За день, даже на такой скорости, они дойдут до самого истока фьорда, оставят там драккар, и дальше пойдут пешком. За это время люди должны пообвыкнутся к работе в команде, и научится чувствовать друг друга, хоть немного. Хродвальд, со своими людьми и Эйольфом, не стал садиться за весла, оставив этот труд другим. Даже за рулевое весло Хродвальд не стал вставать сам. Вместо этого, уселись рядом, они пили эль, тихо переговариваясь.
Кормчим был племянник Хродвальда. Тот самый, чье имя молодой ярл никак не мог вспомнить. Да, чего таить, так и не вспомнил, пока не ему не подсказал Торвальд.
Мать их племянника, Эфа была рабыней с юга. Её не купили в честной сделке, за неё заплатили огнем и сталью в набеге. И была она не из простой семьи, оттого годилась мало на что, кроме как греть постель. Вальдгарду она глянулась. Ему было тогда не больше тринадцати, и он только пробовал жизнь. И как это часто бывает в юности, все новое казалось ему удивительным, и самым важным. Она прислуживала ему лет пять, прежде чем Вальдгард впервые ушел в поход. Она успела родить брату Хродвальда двух детей, и остальные братья закрывали глаза на то, что она не работает. Трудно сказать, что она думала о себе, но когда Вальдгард пришел с похода, и привез женщину, что радовала его больше, Торвальд отправил Эфу на кухню. И она стала вести себя не по своему положению. Вальдгард остался в стороне. Он любил так делать, оставляя Торвальду решение проблем на земле. Торвальд подождал, пока Вальдгард снова не уйдет в поход, и несколько раз ударив Эфу ладонью по лицу, не сильно, только для острастки, отправил её на дальний стадир. Пару раз Эфа ловила Хродвальда, и жаловалась ему на свою жизнь. Но Хродвальд знал — у этой женщин всегда будут трудности. И нет ничего опрометчивее, чем идти на поводу у рабыни. И потому всегда кивал, обещал помочь, и никогда ничего не делал. И вот теперь, её сын достаточно вырос, чтобы самому идти в походы. И судя по его броне и топорам, Эфа вовсе не так бедствовала, как говорила. И она назвала сына Вальдгардом, именем его отца. Это не подходящее имя для раба, и никто его так не звал. Но и запретить называть человека именем его отца, тоже было бы не правильно. Эфа была похожа на викинга, она явно хотела больше того, что имела и что ей полагалось. Вот только, она не готова была платить за это железом и кровью. Хродвальд задумался, вспоминая поведение своего племянника в бою. Не затаил ли он зло против своих родичей? Не отравила ли ему его мысли его мать, Эфа? Она любила обвинять в своих бедах всех вокруг. Хродвальд посмотрел на молодого Вальдгарда. Тот счастливо улыбался, ворочая веслом. Фьорд сейчас был широк, и вести драккар было легко. Позже, когда они дойдут до узких и опасных мест, Хродвальд сам встанет за руль. Но Вальдгард раздулся от своей важности так, словно он в одиночку разграбил южный город. Сколько ему сейчас? Пятнадцать? Может даже семнадцать, и он ровесник Хродвальда. Но точно не старше, хотя шрамы на лице и придавали ему вид бывалый.
Интересно, ведь сев за весло драккара Хродвальда, Вальдгард стал свободным. А вернувшись из похода, принес много добра что они взяли на юге — доля каждого была хороша. А еще у него был скот, что ему дал Брагги в счет доли за Черную Галеру. За него можно бы было выкупить и мать, и младшую сестру. Подходил ли с этим делом Вальдгард к Торвальду? Молодой ярл досадливо поморщился. Он этого не знал. Спрашивать у Вальдгарда будет грубо. А ведь, если Вальгард решил просто оставить матери все добро, чтобы она хоть и живя рабыней, жила бы хорошо — то обещание замолвить словечко перед Торвальдом, об её освобождении, могло сделать их друзьями. Чтобы не таил Вальгард Вальдгардсон в своем сердце к своему дяде, дрался он хорошо. И мог бы стать надежным хирдманом. Тут ярла толкнула в бок крепкая рука, обрывая нить размышлений. Хродвальд удивленно вскинулся — никто себя так с ним не ведет. Даже братья. Он удержал руку, что привычно потянулась к ножу, и поднял взгляд на толкнувшего. Это был Эйольф, и выглядел новый хирдман добродушно.
— Ну скажи ты, ярл. Может твои слова, как острый топор, вырубят дверь для мыслей, в пустой дом его разума!
— Не надо меня толкать руками. Хочешь спросить, используй язык — тихо, и почти ласково, как Черноспинке, сказал ему Хродвальд. Хирдманы как верные псы. Они готовы рискнуть жизнью за хозяина, но позволь им одну вольность, и они будет считать это своим правом. И продолжат позволять себе все больше, ища границы дозволенного.
— Так про что ты спросил? — добавил Хродвальд, не давая Эйольфу обидится.
— Да вот, Клепп никак не понимает… — Эйольф хмыкнул — Вообще ничего не понимает.